Кто оставил «варяжский след» в истории Руси? - [21]

Главная особенность Валдая – способность аккумулировать в теле земли грунтовые и подземные воды. Песчаники, глинты вперемежку с вытаявшими валунными камнями, занесенными теми же ледниками со Скандинавских гор, создают хороший дренаж для образования подземных озер. До половины весенних талых вод уходит на глубины, чтобы потом в течение последующего периода года выдавать малыми порциями эту воду в родники и низовые долины. Благодаря этому природному эффекту с Валдая берет начало огромное количество больших и малых рек. От направления спуска водного потока зависит скорость течения. По отношению к Балтике реки имеют множество порогов и перекатов. На Западной Двине насчитывалось более 60 порогов, меньше на Ловати. Самый высокий десятиметровый на Волхове – Гостинопольский. Сегодня на нем построена Волховская ГЭС. Судоходство на этих реках вне зависимости от габаритов «однодеревок» или многовесельных судов легким не назовешь. Не случайно в районе Волховского порога стояли славянские, так называемые застрежи. Гостей встречали в поле на берегу (порог-то Гостинопольский). На этом месте была своего рода средневековая таможня. Здесь дожидались разрешения князя на проезд в Новгород.

Большего внимания заслуживает Оковский лес. В научной литературе этимология словосочетания «Оковский лес» сколько-нибудь серьезно не рассматривалась, за исключением статьи Л.В. Алексеева «“Оковский лес”³³ Повести Временных лет». В ней автор больше рассказывает о волоках, о лесах Валдая, но нисколько о происхождении самого названия лесного массива Оковский.

В своей статье Алексеев ссылается на мнение заезжего австрийского дипломата в Московию Сигизмунда Герберштейна как на свидетеля и авторитета в последней инстанции. Дважды побывавший в России (1517 и 1526 гг.) С. Герберштейн, по его мнению, лично ездил через Вязьму и Гжатск и убедился в его точном местном названии – Волконский. Более того, по мнению Алексеева, С. Герберштейн пересказывает Воскресенскую летопись, где Оковский лес называется так же – Волконским. Таким образом, Л.В. Алексеев сумел выразить общее мнение всех финно-угристов³⁴ о том, что наш первый летописец ошибался, называя лесной массив Оковским. На самом деле, по их глубокому убеждению, тот лес носит название Волоковского потому, что по нему осуществляли волоки из одной реки в другую. В чем здесь закавыка? И что за всем этим стоит? Почему на фоне разговора о варягах всплывают опять финноугристы?

Начнем с уточнения. В той же Воскресенской летописи Оковский лес называется не Волконским, как пишет Л.В. Алексеев, а «Влъковским»³⁵, что можно понять как «Волоковским», но никак не «Волконским». Неизвестно, с каким из пяти списков Воскресенской летописи был знаком С. Герберштейн и на какой из них ссылается Л.В. Алексеев, но если смотреть «Записки о Московии», то нетрудно заметить, что об Оковском лесе там говорится дважды. На странице 145 он пишет: «От Ржевы Димитриевой на несколько миль к западу расположен лес, именуемый Волконским; из него начинаются четыре реки». А немного ранее на странице 138: «Знаменитейшая река Танаис, отделяющая Европу от Азии, начинается приблизительно в восьми милях к югу от Тулы, с незначительным отклонением на восток, но не в Рифейских горах, как писали некоторые древние, а в громадном Иванове озере, то есть озере Иоанна, которое простирается в длину и в ширину приблизительно на тысячу пятьсот верст и начинается в лесу, который одни называют Оконицким, а другие Епифановым»³⁶.

«Рифеевскими» (Алаунскими) горами называли Валдайскую возвышенность. Если озеро простиралось так далеко на север, по С. Герберштейну, то речь может идти как раз об Оковском («Оконицком») лесе. Относиться к названию «Епифанов» можно так же, как к названию «Волконский». Это, в конце концов, не суть важно. Важно другое: почему с таким упорством твердится одно и то же: Оковский – значит Волоковский и никак по-другому. Здесь напрашивается вопрос: а нет ли связи между названием леса Оковский и реки Ока? А ведь если думать, что такая связь есть, то можно поставить под сомнение этимологию слова «ока» из финского языка. Напомню, финно-угры исходят из утверждения о «безусловном» финноугорском происхождении всех племен с Оки и, следовательно, о заимствовании названия реки Ока из финского языка. Но Оковский лес на Валдайской возвышенности находился в зоне расселения славян. Поэтому с их точки зрения признавать в топонимике Валдайского края название чего-либо и в том числе лесного массива Оковским ну никак нельзя. По этой причине этимология словосочетания «Оковский лес» сводится и к слову «волоковский». Но так ли уж ошибался наш летописец или его опять неправильно поняли?

На самом деле слово «оковский» происходит не от слова «волочить», а от слова «оковать». Родственные слова – «оковывать», «подковывать», «подковать», «подкова». «Оковавше лоб его» – говорится в летописи³⁷. И в этом же ряду стоят слова со смысловым значением «около» – «околица», «окаемка» – то, что рядом или вокруг чего-то, но не обязательно замкнутый круг. В этой связи существует выражение: «пойти окольным путем», то есть вокруг чего-то. Когда в основе слова несколько значений, оно приобретает определенный сакральный смысл, входит в поговорки, присказки и прочие народные «сказительные мудрости». Мы говорим: «Видит око, да зуб ней-мет» – и понимаем, что хочется что-то сделать или что-то получить, но не все в наших силах. Сакраль-ность в том, что приходится додумывать, дообъяснять смысл, который сразу-то и не определить. Мы не говорим «видит глаз», а говорим «видит око». Одним глазом смотреть не принято. Но когда мы употребляем слово «око», то как будто подозреваем ситуацию: в щель забора всю околицу не разглядишь. А почему принято считать: подкова в подарок – на счастье? А потому, что подкова в психологии человека вызывает определенные ассоциативные чувства. Подкова – незамкнутый круг! Но если этот круг замкнуть, то это уже не подкова. Так и счастье: оно никогда не должно быть полным, иначе теряется всякий смысл к чему-то стремиться.