Кто мы и как сюда попали - [82]

. На основе имевшихся данных, рассыпанных по времени и пространству, мы не могли реконструировать время размежевания этих субпопуляций. Но, судя по повсеместному присутствию людей в данном регионе и значительной временной протяженности их существования в одних и тех же местах, было бы неудивительно, если бы различия между субпопуляциями начали формироваться очень давно, десятки тысяч лет назад. Есть и другой пример подобного размежевания. В 2012 году в моей, а также и в других лабораториях изучали популяцию, которую я про себя именовал “южноафриканскими фуражирами”. Эта линия отстоит от восточноафриканских фуражиров настолько же, насколько и любая другая из сегодняшних человеческих групп. Так вот, эти южноафриканские фуражиры подразделяются на две отчетливые субпопуляции, разошедшиеся по крайней мере 20 тысяч лет назад³⁹. В Восточной Африке условия обитания человека не менее разнообразны, чем в Южной, поэтому здесь, наверное, можно ожидать столь же древнего, а может, и более древнего разделения на подгруппы.

Результаты Понтуса Скоглунда преподнесли нам еще один сюрприз. В некоторых образцах древних африканских собирателей обнаружилось наследие и южноафриканских, и восточноафриканских фуражиров. На сегодняшний день наследие линий южноафриканских фуражиров можно обнаружить лишь у населения самой южной части Африки, говорящего на “щелкающих” языках, а в полном объеме оно присутствует только у бушменов. При этом геномы древних охотников-собирателей Южной Африки представлены целиком линией южноафриканских фуражиров.

Рис. 27. Южноафриканский тип наследия сейчас в полном объеме присутствует лишь у бушменов из Южной Африки (F), но раньше он был распространен и в Восточной Африке, по крайней мере на территории Танзании. Восточноафриканский тип наследия, тот, что составляет геномы хадза в Танзании (С), раньше тоже был распространен существенно шире.

Сам термин “южноафриканские фуражиры”, как свидетельствуют наши древние образцы, может неверно указывать на место зарождения популяции. У нас есть два образца возрастом около 14 столетий, найденные на островах Занзибар и Пемба к востоку от берегов Танзании. Острова эти входят в островную гряду, которая в процессе повышения уровня моря отделилась от материка около 10 тысяч лет назад и, по-видимому, стала тогда изолированным домом для потомков охотников-собирателей Восточной Африки⁴⁰. В двух упомянутых образцах геномы представляли смесь наследий: треть принадлежала южноафриканским фуражирам, а остальные две трети – восточноафриканским фуражирам⁴¹. В другой серии – 7 образцов из трех местонахождений в Малави – соотношение наследий оказалось обратным: треть восточноафриканского, две трети южноафриканского. Эта серия с юга Центральной Африки датируется между 81 и 25 столетиями назад и представляет выборку большой гомогенной популяции с характерной смесью наследий. Похоже, что южноафриканские фуражиры в прошлом были распространены на обширных территориях африканского континета, поэтому очень трудно понять, где именно сформировалась эта популяция.

Древняя ДНК преподала нам урок: история нынешней Африки уходит корнями в ушедшие популяции, в то, как они подразделялись и смешивались еще до прихода сельского хозяйства. Мы видим, что история африканского человечества сложна на всех временных срезах и на всех уровнях. Так и должно быть, учитывая колоссальные территории и разнообразие ландшафтов Африки и саму древность африканского человечества. Революция древней ДНК только начинает поглядывать на этот континент. В ближайшее время он полностью включится в революционный процесс, оттуда потечет все больше и больше данных из самых разных местонахождений и самых разных временных слоев. И эти данные наверняка изменят и прояснят наши представления о глубоком африканском прошлом.

Что еще нужно для понимания африканского прошлого

Сложность африканской популяционной структуры замечательно видна в картинах естественного отбора населения континента. Возьмем пример с серповидно-клеточной анемией: при этой болезни из-за мутации меняется структура гемоглобина, одного из белков крови, больше всех других молекул контролирующего транспорт кислорода по телу. Люди с западноафриканским наследием ДНК имеют высокий риск этого заболевания. Под давлением естественного отбора мутация серповидно-клеточной анемии достигла значительной частоты среди населения Западной (например, в Сенегале), Западно-Центральной (в частности, в Нигерии) и Центральной Африки (откуда мутация с экспансией банту распространилась по Восточной и Южной Африке). Эта мутация, если она имеется лишь в одной копии, то есть унаследована только от одного из родителей, защищает от малярии – поэтому она и достигла такой высокой частоты в тех регионах. Малярия там настолько опасна, что для популяции в целом оказывается важнее выигрыш выживания, который она дает 20-ти процентам носителей одной копии мутантного гена, чем ранняя смерть (без лечения) от серповидно-клеточной анемии одного процента носителей двух копий этой мутации. Но, что замечательно, данная мутация появилась независимо в трех регионах (западном, западно-центральном и центральном). Мы это знаем, потому что она располагается на разных участках последовательности ДНК. Неподготовленного человека это удивит, потому что раз мутация такая полезная для носителей, то, лишь появившись, она должна была бы, подгоняемая естественным отбором, быстро распространиться по обширной малярийной зоне Африки при условии даже очень редкого скрещивания с соседями