Кто играет в кости со Вселенной? - [17]

Скука – индикатор того, что ты не в своей тарелке. Значит, подымай зад, иди и ищи свою посудину.

Про дедов (Письмо сыну)

Привет, Даня!

Так получается, что люди, пока они молоды, не интересуются историей предыдущих поколений своего рода. А потом, когда потребность такая возникает, спросить уже не у кого. Я такой же, как все, – уже многое не восстановить. А жаль! Но кое-что узнать сумел. И хочу тебе передать рассказы про предков. Вот пишу тебе письмо в будущее. Наступит, обязательно наступит время, и ты заинтересуешься и прочтешь. И скажешь спасибо.

Ну-с, с чего начнем? Думаю, что с самого яркого представителя рода – с моего деда, твоего прадеда, Зельмана. Вот такая история.

«Закрытый» город Челябинск-40. 1948 год. Строительство завода «Маяк» по производству оружейного плутония завершается, но из Москвы постоянные окрики – быстрее, верховный не доволен! Весь коллектив на взводе: строители, ученые-ядерщики, химики работают без выходных. С инспекцией приезжает лично Лаврентий Берия, шеф советского уранового проекта.

Построение в актовом зале. Распахивается дверь, входит маршал. За ним свита: сверкает бляхами на парадных ремнях, звездами на погонах и лампасами на брюках. Сзади семенит директор завода.

– Наши ученые, управленческий состав… – приподнимает он руку.

Берия окидывает сквозь пенсне гражданских, пытающихся выстроиться в ровную шеренгу. Во взгляде сквозит: «с вами еще поговорим».

– Показывайте реактор, мать вашу!

– Да-да, Лаврентий Павлович, – сгибает спину директор. – Прошу сюда.

Процессия идет по коридорам. Генералы перебрасываются шуточками, штатские семенят вслед генералам. Вот и реакторный зал.

– Почему жарко? – бросает вопрос маршал.

– Сейчас узнаем, – нервно трясет губой директор и оглядывается на коллег, видит их безответные бледные лица.

– В чем дело?! – оправа пенсне увеличивает свой диаметр.

– Реактор нагревается, – тихо отвечает ученый-физик.

– Что значит?! – рык Берии перегибает спину директора надвое.

– Непонятные ядерные процессы…

– Не понял! Сейчас долбанет, что ли?

– Да, – физик падает в обморок. Его не поднимают.

– Совсем охренели?! – Берия выхватывает из кобуры пистолет и направляет на сотрудников завода. – Сами долбанулись, суки?!

Расширенные в ужасе зрачки, неприличные звуки, запах испорченного воздуха. Замолкают и бледнеют генералы – до них доходит, что ни лампасы на брюках, ни самолет на аэродроме от ядерного взрыва не спасут. Слышен звук взведенного курка.

– У меня тут идейка промелькнула, – раздается голос с легкой ироничной интонацией.

– Кто сказал?! – Берия поворачивается на голос.

Вперед выходит аккуратно одетый сорокалетний сотрудник, не по годам лысый.

– Зельман Шильт, – представляется он.

Это мой дед. Весельчак, любящий муж и отец, щедрый добряк, картежник и… баловень судьбы.

Эту историю уже после расстрела Берии, развала Советского Союза, когда никого не осталось в живых из старшего поколения, мама узнала из воспоминаний одного участника событий. Дед дома про работу не рассказывал – режим секретности. Ну, ездит папа в командировки, ну отсутствует дома месяцами. Но ведь возвращается в Ленинград всегда веселый, всегда с подарками. Зачем спрашивать лишнее? Маме о том, что ее отец участвует в урановом проекте, рассказала одноклассница.

– Знаешь, чем занимается твой папа? – спросила она на переменке.

– Нет.

– Он делает атомную бомбу.

– Откуда знаешь? – мама была в шоке.

– За ужином папаша рассказал.

В семье одноклассницы не умели хранить государственную тайну.

В инженеры дед пошел случайно, по ультиматуму дядьки: «Если, Зельман, хочешь жить в Петрограде, чтобы я тебя поселил в своей квартире, – одно требование. Будешь поступать в Политехнический институт на строителя». Инженерный талант деда раскрылся сразу, и до конца жизни дед фонтанировал идеями. В семейной хронике сохранилась история. Когда уже моя мама заканчивала гидротехнический факультет, ей дали тему диплома «Плотина для гидроэлектростанции на реке Иртыш». Проект она чертила дома на ватмане, приколотом к доске. По отраслевым стандартам, принятым в Советском Союзе. Проходя через комнату на балкон, чтобы покурить, дед остановился за спиной у мамы: «До чего тяжеленная конструкция! Сколько бетона! А давай-ка состряпаем повоздушнее…» И предложил оригинальное решение – сложить тело плотины из полых составных элементов. Это экономило две трети бетона и ускоряло строительство в несколько раз. Мама так и оформила: начертила, сделала расчет прочности и отвезла в институт на рецензию. На следующее утро телефонный звонок – ее разыскивают профессора кафедры: «воздушная» схема – революция в плотиностроении, нужны пояснения. Потом кто-то на базе маминого диплома написал диссертацию. А для деда набросать революционное техническое решение как «шутить – играть – дымить сигареткой – и забыть».

Дед на заводе «Маяк» занимал должность главного конструктора – занимался строительством. Заливка бетона, качество арматуры, расчеты на прочность. Ядерные процессы напрямую его не касались: «успокоить» реактор не входило в компетенцию. В той критической ситуации в 1948 году боялся ли он Берию? Думаю, что боялся. Верил ли, что идея даст результат? Думаю, что верил, но не на сто процентов. Но кураж игрока победил страх.