Кто готовил Адаму Смиту? - [3]

Каждое изменение целого обусловлено не тем, что изменились частицы – на них никогда не влияет то, что с ними происходит. Перемена – это всего лишь новый узор, в котором они себя организуют. Их движением управляют законы природы. Мир логичен как часы.

Такой же трюк захотели проделать экономисты. Хочешь понять экономику – разбери её. Разбей на части все те сложные скоординированные процессы, которые нужны, чтобы в какой-нибудь вторник бифштекс лежал в лавке мясника. Не понял – разбирай дальше. Части становились всё меньше, и в итоге экономисты нашли минимальную составляющую, на которую можно разделить целое. И назвали её «индивид».

Поймём индивида – поймём всё, думали они. Так же, как физик того времени углублялся в изучение неделимых атомов, растущая национальная экономика изучала независимых индивидов. Общество – это всего-навсего сумма индивидов. Экономика меняется не потому, что изменился индивид – его сущность не зависит от других. Но он должен делать выбор. И каждая перемена – это всего лишь новый узор, в котором индивид организует себя, новый выбор, сделанный им относительно других. И хотя им никогда не встретиться, они взаимодействуют, словно бильярдные шары. Но сознание индивида, о котором никто, кроме него самого, ничего сказать не может, остаётся неизменным.

Дальше – тишина.

Величайшее достижение Адама Смита заключалось в том, что он с самого начала ухитрился утрамбовать растущую национальную экономику в физическую картину мира – логичную, рациональную, предсказуемую. Именно такой тогда считалась физика. Это было до того, как время и пространство слились в неделимый континуум пространство-время. До того, как выяснилось, что каждый акт измерения вселенной приводит к её расслоению на столько же частей, сколько получено результатов измерения. Но современная физика экономистов не особенно волнует. Они всё ещё пялятся на звёздное небо Ньютона.

Был ли у Бога выбор? – часто спрашивал себя отец современной физики Альберт Эйнштейн в начале XX века. Существовала ли какая-либо неведомая пока альтернатива физическим законам? Другой способ действия? Современники-экономисты об этом задумываются редко. Они уверены в себе. Экономическая теория – это «система общих положений, правильность и важность которых может поставить под сомнение только невежда или упрямец», – писал британский экономист Лайонел Роббинс в 1945 году. Отсутствие альтернативы и есть плюс. Рынок живёт в самой природе человека. И, раз экономисты изучают рынок, они изучают человека.

В былые времена короли нанимали советников, которые предсказывали будущее по узорам на внутренностях мёртвых животных. Советники изучали цвет и форму потрохов, чтобы проинформировать властителя о возможной реакции богов на то или иное политическое решение. Одну только овечью печень этруски древней Италии делили на шестнадцать частей. С тех пор мир изменился. Сегодня роль таких советников играют экономисты. Они стараются более или менее точно предсказывать, как прореагирует рынок на то или иное запланированное политиками решение.

Многие из нас хотят жить при рыночной экономике, но не в рыночном обществе. Однако мы уже знаем, что придётся выбирать и то и другое. По словам Фиделя Кастро, единственное, что хуже эксплуатации вас мультинациональным капиталом, это когда мультинациональный капитал вас не эксплуатирует. И Фидель Кастро, пожалуй, прав.

«Альтернативы нет», – заявила Маргарет Тэтчер. Считается, что у капитализма (во всяком случае до финансового кризиса 2008 года) получилось то, что не удалось мировым религиям: объединить человечество в едином порыве – на глобальном рынке.

Рынок может решить, сколько должно стоить железо, а сколько серебро, каковы потребности человека, сколько следует платить няням, пилотам и директорам, сколько стоит помада, газонокосилка и удаление матки. Рынок определяет, во сколько обойдётся банкротство инвестиционного фонда, созданного на средства американских налогоплательщиков (семьдесят миллионов долларов в год), и сколько надо заплатить тому, кто будет держать ангельскую руку девяностолетней старушки, пока та совершает семьсот финальных вздохов перед смертью в благополучной Скандинавии (96 крон в час).

Адам Смит точно знал – он ужинает не потому, что нравится мяснику и булочнику, а потому, что они удовлетворяют свои интересы посредством товарообмена. Именно личный интерес подавал ужин Адаму Смиту.

Или нет? Кто на самом деле ставил на стол тарелку с бифштексом?

Адам Смит не был женат. Большую часть жизни отец национальной экономики прожил с матерью. Она занималась хозяйством, а денежные дела Адама Смита вела его кузина. Когда Смит стал таможенным комиссаром в Эдинбурге, мама переехала туда вместе с ним. Всю жизнь она заботилась о сыне, она и есть та часть ответа на вопрос об ужине, которую Адам Смит в расчёт не принимал.

Чтобы во времена Адама Смита мясник, булочник и пивовар смогли пойти на работу, требовалось, чтобы их жёны, матери или сёстры час за часом, день за днём следили за детьми, прибирали в доме, готовили еду, стирали одежду, утирали слёзы и выясняли отношения с соседями. Как на рынок ни взгляни, там всегда найдётся другая экономика. Но мы редко о ней говорим.