Кто, если не ты?.. - [173]

Игорь отыскал Клима — тот стоял у книжного шкафа, на него наседали ребята. Игорь ухватил несколько слов:

— И все пойдут за нами...

— Вера Николаевна не сказала бы зря...

— Люди ведь...

Что случилось? Игорь прислонился к стенке, скрестив руки на груди.

Клим увидел его и, через головы, обрадованно помахал рукой. Он пробрался сквозь плотное кольцо ребят и подошел к Игорю.

— Знаешь, на какое дело нас подбивают?..

Игорь слегка кивнул на дверь в гостиную и тихо предложил:

— Пойдем потолкуем.

Клим бросил на ребят извиняющийся взгляд, и они прошли с Игорем в комнату с чинно зачехленными креслами, в тот угол, где росла, упираясь в самый потолок веерами листьев, раскидистая пальма.

— Уф, до чего же я устал! — вырвалось у Клима, когда он кинулся в кресло и на секунду прикрыл глаза, — До чего устал!..

Игорь опустился напротив и вытянул ноги, упершись в кадку с пальмой. Но пальма мешала им видеть, друг друга, и Клим через минуту вскочил, и присел на ручку кресла, в котором сидел Игорь.

— Ты молодец, что пришел — торопливо заговорил он, заглядывая Игорю в лицо.— Я думал... Я никогда еще столько не думал, как сегодня! Помнишь, на острове?.. Ты был прав. Я признаю, что ты был прав... Я просто никогда бы не поверил... Не поверил, что все так получится!.. Ты был прав! — повторил он еще раз, боясь, что Игорь не поймет, не примет его раскаяния, но Игорь, вероятно, из благородства сохранял совершенное безучастие к его словам.

То бегая по комнате, то присаживаясь рядом, с Игорем, Клим рассказывал о ребятах, о том, что они решили выступить завтра.

— А наша-то божья коровка Лапочкин, ты знаешь, что он мне сказал, когда я начал их отговаривать?.. «Эх, ты, а еще пьесу написал «Не наше дело»! А? Вот черт!..— Клим расхохотался.

Игорь с каменной невозмутимостью встретил его смех.

— Сейчас они все герои. Но не успеет начаться актив, как они откажутся от своих слов.

— Брось!..

— Уверен.

— Ты становишься циником, старик!

— Лучше быть циником, чем кретином.

Он не шутил.

Клим нахмурился.

— Разве нельзя быть ни тем, ни другим и все-таки оставаться человеком?..

Вместо ответа Игорь взял со стола пепельницу, повертел и поставил на место. Видимо, он даже не считал нужным возражать Климу.

— Вот так,— проговорил он, помолчав.— Правда нужна, может быть, только нам с тобой, а зачем она... этим?..— он кивнул на дверь.

— Но тогда во имя чего мы будем бороться?

— А кто тебе сказал, что мы должны бороться?..

Клим не сразу понял смысл слов Игоря, а когда понял — не поверил тому, что Игорь произнес то, что хотел.

— Что? Что ты сказал? — переспросил он, внезапно прекратив кружиться вокруг стола. Игорь стоял теперь по одну сторону стола, Клим — по другую, и на неподвижное, бледное лицо Турбинина падал яркий свет подвешенной к потолку лампы.

— Я сказал, что теперь борьба не имеет смысла. Теперь...— подчеркнул Игорь.

— Не имеет смысла...— протяжно повторил Клим, недоверчиво прислушиваясь к своему голосу.— Не имеет смысла... А что... Что же еще имеет смысл?

Подходя к Игорю, он зацепил ногой за стул, и стул с грохотом свалился на пол.

— Что еще имеет смысл? — слова вырывались из него, шипя, как брошенные в воду раскаленные камни.— Что имеет смысл? Аттестат в том, что мы стали вполне законченными мерзавцами? Кусок красного картона в кармане? Золотая медаль на шею дрессированным собачкам? Это? Это имеет смысл?..

— Потише, — сказал Игорь, невольно отодвигаясь и выставляя перед собой руку.— Только потише. И пожалуйста, без истерики. Без святых истин. Их мы слышали. Их мы изрекали сами. И за это расплатились. Уже. Сполна. Пусть пробуют другие. Пусть. А с меня хватит. Биться головой об стенку? Так ведь больно-то не стенке, а голове! Конечно, если это голова. Голова, а не дубина.

— Что с ним?.. Не может быть? Игорь...

Клим смотрел ему в лицо, он искал в нем то, что противоречило бы словам...

— Я заранее знаю все, что ты хочешь сказать. Так вот. Мы дрались. Мы-то дрались. Пускай теперь ломают себе шею эти... Лапочкины! Хватит с нас. Мы были честными, насколько могли. Пусть кто-нибудь теперь заговорит о честности — мы плюнем ему в рожу!

Теперь Игорь сам приблизился к нему, он рос, вытягивался, его голова на тонкой шее насмешливо кивала откуда-то сверху, и глаза блестели холодным, слепящим блеском.

— Помнишь, мы говорили об отце?.. О твоём отце... Так вот, я узнал точно: он был так же виноват, как ты... Как я... Его расстреляли. А все осталось как раньше. А ты ищешь смысла. Смысла!..

Да, об отце. Шутов тоже... На что-то намекал... Надо было спросить... Да, надо было, надо... Он хотел одного: ответить... Чем?..

Комната качнулась и стала на свое место, неподвижно, крепко, устойчиво.

— Уходи, — сказал Клим без злобы, как-то равнодушно, с вялым безразличием,

И ушел первый — в комнату, где галдели ребята. Игорь вышел незаметно, тихо.

25

Сундук скрипел. Он начинал скрипеть при малейшем движении протяжным, сухим скрипом. Всю комнату наполнял этот невыносимый скрип. Тогда Клим переставал шевелиться. Он лежал на спине неподвижно, глядя в темноту. Он старался перехитрить сундук, и ему это удавалось. Но не надолго.