Кто, если не мы - [91]

— Вельтов — агент? — задался вопросом Охотников и, подумав, ответил: — Не знаю, не знаю, в этой части версии не все стыкуется.

— А в чем нестыковка?

— По времени не бьет. Ориентировка из СВР к нам поступила в ноябре 2010 года, а BC-Development Group нарисовалась в декабре, и в это же время Вельтов стал генеральным 53-го НИИ.

— Но борьбу за директорское кресло он начал раньше и занял бы, если бы Правдин не помешал, — не сдавался Приходько.

— Гена, давай не будем спорить Вельтов — агент или нет, а вот то, что им надо заниматься, так это не вызывает сомнений! — заключил Охотников и потянулся к трубке прямой связи с Рудаковым, но тут раздался стук в дверь, и в кабинет вошел Лазарев.

На его лице было все написано: авария, приведшая к гибели Баевича, не случайность. Разговор Лазарева с водителем давал веские основания полагать: Баевич погиб в результате спланированной акции. Этой же версии придерживались академики Кан и Салогубов. В беседе с Лазаревым они рассказали, что на встрече с Баевичем планировали согласовать свой план реформирования военной науки и затем представить его президенту России. Это, как полагал Лазарев — с ним согласились Охотников с Приходько, и могло послужить мотивом к убийству Баевича.

Его смерть лишний раз говорила о том, что ситуация вокруг реформы военной науки и образования приобретала все более драматичный характер. Борьба за нее, за ее будущее шла уже не на жизнь, а на смерть. В ней одни — Баевич, Кан и Салогубов — преследовали благие цели, другие — Вельтов, дельцы от науки, махровый криминал и коррумпированные чиновники — стремились нажиться на лакомой собственности Министерства обороны и огромных бюджетных средствах, третьи — ЦРУ и его агентура — воспользовались ситуацией, чтобы заполучить передовые российские военные разработки.

С каждым днем положение в этой важнейшей оборонной сфере становилось все более угрожающим для национальных интересов России. Поэтому Рудаков вынужден был отменить отпуска оперативному составу и перевести работу управления на круглосуточный режим и сформировал оперативные группы для активизации разработки Самохвалова, Реброва, Яремчука и Вельтова. Градов поддержал его в этом, дополнительно направил в помощь четырех наиболее опытных сотрудников департамента и задействовал на полную мощь возможности оперативно-поискового и оперативно-технических управлений ФСБ.

Такая концентрация сил и средств дала результат. В отношении Реброва и Яремчука подозрения в их причастности к шпионской деятельности вскоре отпали. Факты грубых нарушений, которые они допускали в работе с секретными документами, чем особенно грешил Яремчук, как оказалось, не имели отношения к шпионской деятельности, а тем более к ЦРУ. На поверку все оказалось до банальности просто. Ребров нарушал требования режима секретности в силу своей безалаберности. Что касается Яремчука, то он намеривался использовать результаты опытно-конструкторских испытаний «Ареала» при конструировании собственного прибора в ЗАО «Страж», где подрабатывал в сверхурочное время.

Более серьезные и обнадеживающие данные были получены на Самохвалова и Вельтова. Они усиливали подозрения в их причастности к американской разведке. Уже один факт того, что дважды маршрут движения Самохвалова по Москве совпал с перемещениями установленных сотрудников резидентуры ЦРУ, говорил Охотникову и Первушину о многом. Они предполагали, что за этим могла стоять операция по связи американской разведки со своим агентом в руководстве 53-го НИИ. В отношении Вельтова такие данные отсутствовали, но его поведение и обширные контакты с иностранцами, среди которых находились лица, подозреваемые в причастности к американской разведке, в глазах Охотникова и Первушина шпионскую версию делали все более убедительной.

С этими соображениями, а также с материалами проверки на Вельтова и Самохвалова они отправились к Рудакову. В его кабинете дым стоял коромыслом. Последние несколько суток он практически не покидал его, и известная всему управлению бронзовая пепельница — три мудреца, которая сопровождала генерала с незапамятных времен, была доверху заполнена окурками. Поймав укоризненный взгляд Первушина, Рудаков загасил сигарету и, прокашлявшись, сказал:

— Все-все, Александр Васильевич, вот закончим со шпионским клубком в 53-м НИИ, и сразу брошу курить! — затем он приоткрыл окно и предложил: — Присаживайтесь и докладывайте.

Первым свои соображения по материалам на Вельтова и Самохвалова представил Охотников. Основной акцент он сделал на действиях Вельтова и его окружения, которые наносили серьезный материальный ущерб и создавали реальную угрозу утечки к американцам важных научных разработок, в том числе и по особо охраняемой теме «Ареал». После него Первушин представил последние материалы, добытые на Самохвалова, и изложил замысел по его изобличению. Рудаков их внимательно выслушал, согласился с выводами и спросил:

— Так что вам еще необходимо, чтобы завершить проверку Вельтова и Самохвалова в кратчайшие сроки.

Первушин переглянулся с Охотниковым и посетовал:

— Людей не хватает, Александр Юрьевич.