Кто, если не мы - [53]

И здесь не обошлось без предательства. Русский суперкрот Олдридж Эймс, ведущий сотрудник ЦРУ на русском направлении, на поверку оказался агентом КГБ — СВР. Он выдал не только Полякова, но и десятки других, с таким трудом завербованных советских и российских агентов. Одни из них закончили свою жизнь на эшафоте, другие — провели в тюрьмах Мордовии. А многие операции, которыми гордились в ЦРУ, в действительности оказались ловкой мистификацией русской контрразведки. Это было одно из самых тяжелых поражений американской разведки в схватке с КГБ-ФСБ.

Другим, не менее ценным, чем Поляков, «брильянтом» для ЦРУ мог стать другой агент — сотрудник МИДа Александр Огородник. Ему удавалось «таскать» секретные документы со стола самого Андрея Громыко, министра иностранных дел СССР. Но не сверхосторожность Огородника, не самые современные средства связи с резидентурой в Москве не спасли его от разоблачения. Советская контрразведка непостижимым образом сумела выйти на него и арестовать. В отличие от Пеньковского и Полякова, закончивших жизнь в крематории, Огородник предпочел добровольную смерть — отравился ядом, спрятанным в колпачке авторучки.

За ними следовал ряд агентов экземпляром помельче. Бывший офицер ГРУ Владимир Резун (Суворов), за короткий срок сотрудничества не успевший как следует подгадить советской военной разведке, позже с лихвой компенсировал этот пробел. Бойким пером, из-под которого фонтанировал яд антикоммунизма, он на страницах опусов «Аквариум» и «Ледокол» не оставил камня на камне от советских идолов — Ленина, Сталина и Брежнева, ГРУ и КГБ, чем в немалой степени способствовал крушению, казавшейся незыблемой твердыней, советской империи.

От Резуна не отставал и бывший заместитель резидента КГБ в Лондоне Олег Гордиевский. Чудом избежав ареста, он в последний момент сумел ускользнуть от наружки КГБ — запрыгнул в багажник дипломатической машины британского посольства в Москве. Позже, в Лондоне, спрятавшись под крылышко британской разведки СИС, он вместе с Кристофером Эндрю, живописал сверхсекретного монстра — КГБ в книге «КГБ. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева».

Бывшим полковникам Васильеву и Баранову, подполковнику Сметанину, майору Филатову, старшему лейтенанту Иванову повезло меньше, чем Резуну и Гордиевскому. В камерах Лефортовской тюрьмы им было не до литературных лавров. Впереди их ждал… кого — смертный приговор, а кого — долгие годы заключения в дремучих мордовских и пермских лесах с неизменной подругой зека — пилой «Дружба».

Развал СССР и крушение всесильного КГБ породили эйфорию в ЦРУ. Московская резидентура чувствовала себя как дома не только на конспиративных квартирах, но и в коридорах Белого дома — правительства России и в прихожей Кремля. Продолжалось это недолго. Российская контрразведка, которую президент Борис Ельцин и его окружение держали в черном теле, с приходом к власти Владимира Путина на удивление быстро встала на ноги, и ее удары становились все ощутимее. За последние годы в ее сети угодили не только доморощенные «изменники на месте», но и настоящие профи из Службы внешней разведки и ГРУ — полковники Запорожец, Скрипаль, Старина и Сыпачев.

Провал последнего вызвал у Колли горечь и досаду. С ним он связывал особые надежды — полковник ГРУ представлялся новым Пеньковским. Но им не суждено было сбыться: после вербовки Сыпачев продержался чуть больше месяца. Московская резидентура, как и в случае с Нестерцом, проявила форменное головотяпство. Не утруждая себя конспирацией, первую явку с Сыпачевым она провела 26 февраля 2002 года в здание посольства. Поэтому русской контрразведке не составило большого труда вычислить его. Во время третьего выхода на резидентуру 4 апреля 2002 года при закладке тайника для резидентуры ЦРУ на железнодорожном переходе у станции метро «Студенческая» Сыпачев был взят с поличным группой захвата ФСБ. На этот счет злые языки в Лэнгли злословили: «Колли подвела досадная мелочь: с такой фамилией как Сыпачев — тот был обречен засыпаться».

«Сыпачев! Нестерец!» — при воспоминании об этих провалах болезненная гримаса появилась на лице Колли. Он встрепенулся, поднялся с дивана и нервными шагами принялся мерить кабинет. Все его мысли были сосредоточены на одном — на Вельтове и операции «Терминатор».

«После оглушительного провала грузинской разведывательной сети в России, Джон, они — твой последний шанс реабилитироваться в глазах директора», — вынужден был признать Колли.

Он вместе с Ваилдом, тбилисской резидентурой и Специальной службой внешней разведки Грузии потратили немало усилий и денег на то, чтобы завербовать агентов в частях российской армии. И когда, как это им казалось, невидимая шпионская сеть опутала гарнизоны Южного военного округа, все их усилия обратились в прах. В лапах ФСБ оказалась не какая-то жалкая кучка одноразовых агентов, а нелегальный резидент — заместитель начальника Оперативного управления Специальной службы внешней разведки Республики Грузия Херкеладзе и особо ценные источники информации подполковники Балашвили, Хачидзе, Имерлишвили и шифровальщик из штаба Южного военного округа старший лейтенант Алиев.