Кто боится смерти - [5]

– Что произошло? – спросила я наконец. – Как ты узнал, где меня искать?

– Давай просто тебя высушим, – сказал он мягко.

Когда мы открыли дверь, мама выбежала навстречу. Я повторяла, что все в порядке, но это было не так. Я снова впадала в забытье. Я пошла к себе в комнату.

– Пусть идет, – сказал Папа маме.

Я заползла в постель и на этот раз провалилась в здоровый глубокий сон.

– Вставай, – сказала мама своим шепчущим голосом.

Прошло несколько часов. Глаза мои слиплись, а все тело болело. Я медленно села, потирая лицо. Мама подтащила стул ближе к кровати.

– Я не знаю, что с тобой случилось, – сказала она, отводя взгляд. Даже тогда я не была уверена, что она говорит правду.

– Я тоже не знаю, мам.

Я вздохнула, растирая затекшие руки и ноги. Кожа все еще пахла плодами ироко.

Она взяла меня за руки.

– Я расскажу тебе один раз и больше не буду, – сомневаясь, она покачала головой, и сказала себе: – Ох, Ани, ей всего одиннадцать.

Затем вскинула голову, и на ее лице появилось знакомое мне выражение. Прислушивающееся. Она прищелкнула языком и кивнула.

– Мама, что…

– Солнце стояло высоко в небе, – сказала она своим тихим голосом. – Освещало все. Тогда они и пришли. Когда большинство женщин – те из нас, кто был старше пятнадцати, – беседовали в пустыне. Мне было около двадцати лет…

Воины нуру дождались времени уединения, когда женщины океке ушли в пустыню и жили там семь дней, воздавая почести богине Ани. «Океке» означает «сотворенные». У людей океке кожа цвета ночи, потому что их создали до наступления дня. Они были первыми. Позднее, когда много всего случилось, пришли нуру. Они спустились со звезд, и поэтому кожа у них цвета солнца. Эти имена, должно быть, появились в мирное время, ведь всем известно, что океке рождены быть рабами нуру. Давным-давно, в эпоху Старой Африки, они совершили нечто ужасное, и Ани их так наказала. Это написано в Великой книге.

Хотя Наджиба с мужем жили в маленькой деревушке океке, где рабов не было, она знала свое место. Любой человек из этой деревни, живи он в Семиречье, всего в пятнадцати милях к востоку, где жизнь была богаче, провел бы свой век в услужении нуру.

Большинство довольствовалось старой мудростью: «Глупа та змея, что мечтает стать ящерицей». Но однажды, тридцать лет назад, группа мужчин и женщин океке в городе Зин отвергла ее. Им надоело. Они восстали, они стали требовать и отказались подчиняться. Их гнев дошел до соседних городов и деревень Семиречья. Эти океке дорого заплатили за свои притязания. Вообще-то все океке, как всегда бывает при геноциде. С тех пор это то и дело повторялось. Тех бунтовщиков, которых не вырезали, оттесняли на восток.

Наджиба уткнулась головой в песок, закрыв глаза и обратив все внимание внутрь себя. Она улыбалась, беседуя с Ани. В десять лет она вместе с отцом и братьями начала торговать солью на соляных дорогах. И с тех пор полюбила открытую пустыню. Она всегда любила путешествовать. Она улыбнулась шире и сильнее уткнулась головой в песок, не обращая внимания на голоса молящихся вокруг женщин. Наджиба рассказывала Ани, что они с мужем сидели на днях под открытым ночным небом и видели, как с неба упали пять звезд. Говорят, сколько падающих звезд увидят муж с женой, столько детей у них будет. Она засмеялась про себя. Она понятия не имела, что смеется в последний раз за долгое-долгое время.

– Мы небогаты, но отец гордился бы мной, – говорила Наджиба своим глубоким голосом. – В наш дом вечно наметает песку. Компьютер мы купили старый. Наш водоуловитель собирает вдвое меньше воды из облаков, чем должен. Снова началась резня, и недалеко от нас. У нас пока нет детей. Но мы счастливы. И я благодарю тебя…

Урчание мотороллеров. Она подняла голову. Целая процессия, и у каждого из-за сиденья торчит оранжевый флаг. Не меньше сорока. А до деревни много миль. Наджиба и остальные ушли четыре дня назад, пили воду и ели только хлеб. Значит, они не просто одни – они слабы. Она сразу поняла, что это за люди. «Как узнали, где нас искать?» – удивилась она. Пустыня уже несколько дней как стерла все следы. Ненависть в конце концов пришла и к ней в дом. У них была тихая деревня, крошечные, но добротные дома, маленький, но изобильный рынок, и событий крупнее свадьбы там не случалось. Это было милое, безобидное местечко, скрытое ленивыми пальмами. До сих пор.

Пока мотороллеры окружали женщин, Наджиба оглянулась туда, где была деревня. И застонала, слово от удара в живот. Черный дым поднимался в небо. Богиня Ани не удосужилась сказать женщинам, что пришла их смерть. Что пока они утыкали лбы в песок, их детей, мужей, родных убивали, а дома жгли.

На каждом мотороллере сидел мужчина, на нескольких вместе с мужчиной была женщина. Их солнечные лица закрывали оранжевые покрывала. Дорогую военную форму – песочного цвета штаны и рубахи, кожаные ботинки, – наверное, обработали погодным гелем, чтобы не нагревалась на солнце. Наджиба, раскрыв рот, смотрела на дым и вспоминала, что муж всегда мечтал о погодном геле для работы на пальмовой плантации. Он не мог его себе позволить. «И никогда не сможет», – подумала она.