Ксеркс - [36]
Многие из зевак навсегда запомнили её одухотворённые глаза, идеальную фигуру и осанку. Добрые пожелания слетались к ней словно голубки.
— Да будет она всегда благословенна богами! Пусть царственный Гелиос дарует ей одни только радости!
Некоторые кричали эти слова вслух. Другие — их было больше — повторяли в уме.
За пеплосом, уже без порядка и строя, шли тысячи граждан всякого возраста и положения, в праздничных нарядах и с венками на головах. Процессия направилась по улице Дромос, через радостную Агору, и с юга обогнула Акрополь, совершив полный обход вокруг цитадели. Зрители могли видеть, как Главкон, Демарат и Кимон спешились, отдали коней рабам и поднялись на холм Ареопага, обращённый к западному фасу Акрополя. Шествие пошло вправо, и Гермиона, бросившая взгляд в сторону Ареопага, увидела мужа, подняла руку в приветствии, на которое он немедленно ответил. Это увидели тысячи горожан и заулыбались.
— Это по-нашему. Красавица приветствует красавца.
И никто не корил Гермиону за юную пылкость сердца.
Шествие завершилось. Процессия остановилась, снова перестроилась и приступила к трудному подъёму. Вдруг с утёса Акрополя хлынула музыка; поначалу негромкий, меланхоличный и сонный аттический напев превратился в бодрый эолийский, приглашающий и манящий, а потом уступил место властному дорийскому маршу. На балконе над воротами появился великий Лампрус, потомок Орфея, старший среди музыкантов, задававший руками ритм хору.
Голоса маршировавших и остававшихся в цитадели слились воедино, сотрясая утёсы, в странном гимне, посвящённом Гомеридами Афине, простом и безыскусном, однако освящённом памятью веков:
Вдоль всей длинной дороги наверху скалы, пока хватало зрения, располагались малые алтари и жертвенники, стояли рядами жрецы и певцы, за ними во всём сверкающем белым мрамором величии высился храм. Чистый и громкий напев поднимался к небесной лазури, раскачивающийся, горячий, пульсирующий, рыдающий… Всё, и слёзы и восторг, вливалось в могучий хор гомерического стиха. Сливались голоса людей, земли, неба, пучины. Вопли животных и гласы богов — всё было слышно в перекличке обоих хоров. Сопровождаемый звонким многоголосием пеплос продвигался к переднему порталу храма. И вот из глубины его, когда, повернувшись, высокие экраны открыли лучам солнца путь в недра святилища, хлынул прежний напев. Скорбный голос великой Богини, Мудрой Матери, оплакивал губительное невежество её детей, низводящее их с горы дивных видений. Но толпа приближалась, и гимн превратился в молитву, зов ответил на зов. Но! Песнь сделалась громче и словно бы обрела крылья, ибо богиня призывала верных, и они пришли. Пеплос медленно вплыл в широко распахнутые двери, и в его благословенной тени в храм вошла Гермиона.
Одеяние было доставлено Афине.
Проследив за подъёмом процессии, Главкон вместе с приятелями поднялись наверх, чтобы присутствовать при жертвоприношении. Возле огромного жертвенника царь-архонт собственной рукой перерезал глотку первому из быков и вознёс молитву за весь город. Сухое, пропитанное душистым маслом дерево уже пылало на огромном каменном постаменте. Девушки поливали благовониями рычащее пламя. Музыка сделалась громче. В цитадели, должно быть, находились сейчас все жители Афин. Из священного дома появилась верховная жрица и в мгновенно наступившем молчании объявила о том, что богиня с благосклонностью приняла пеплос. Следом за ней из храма вышли мастерицы, и Гермиона смогла подойти к своему мужу.
— Давай не будем оставаться на общий пир, — предложила она, — пусть нищие и углежоги, питающиеся овсом и бобами, получат лишний кусок мяса, а мы возвратимся к себе, в Колон.
— Хорошо, — ответил Главкон. — И пусть нам сопутствуют друзья.
Кимон согласился сразу. Демарат колебался, и, пока он пребывал в нерешительности, к плащу его прикоснулся Эгис, что-то шепнувший оратору и исчезнувший в бурлящей толпе, прежде чем тот успел кивнуть ему.
— Лукавый лис, — заметил недоумевающий Кимон. — Полагаю, что тебе известно, какой репутацией он пользуется.
— На службе Афинам иногда приходится прибегать к услугам самых неожиданных помощников, — уклонился от ответа оратор.
— Тем не менее друзья твои хотят…
— Драгоценный сын Мильтиада, — голос Демарата чуть дрогнул, — я молю богов о том, чтобы причина моего общения с Эгисом навсегда осталась неизвестной людям.
— То есть ты не хочешь ничего говорить. Тогда, клянусь Пенсом, твой секрет не стоит, чтобы его узнали.
Уильям Стернс Дэвис, американский просветитель, историк, профессор Университета Миннесоты, посвятил свою книгу Древнему Риму в ту пору, когда этот великий город достиг вершины своего могущества. Опираясь на сведения, почерпнутые у Горация, Сенеки, Петрония, Ювенала, Марциала, Плиния Младшего и других авторов, Дэвис рассматривает все стороны жизни Древнего Рима и его обитателей, будь то рабы, плебеи, воины или аристократы. Живо и ярко он описывает нравы, традиции и обычаи римлян, давая представление о том, как проходил их жизненный путь от рождения до смерти.
Действие романа одного из самых известных и загадочных классиков нидерландской литературы начала ХХ века разворачивается в Индонезии. Любовь мачехи и пасынка, вмешательство тайных сил, древних духов на фоне жизни нидерландской колонии, экзотические пейзажи, безукоризненный, хотя и весьма прихотливый стиль с отчетливым привкусом модерна.
Уильям Стирнс Дэвис, профессор истории Университета штата Миннесота, рассказывает в своей книге о самых главных событиях двухтысячелетней истории Франции, начиная с древних галлов и заканчивая подписанием Версальского договора в 1919 г. Благодаря своей сжатости и насыщенности информацией этот обзор многих веков жизни страны становится увлекательным экскурсом во времена антики и Средневековья, царствования Генриха IV и Людовика XIII, правления кардинала Ришелье и Людовика XIV с идеями просвещения и величайшими писателями и учеными тогдашней Франции.
Роман Луи Куперуса, нидерландского Оскара Уайльда, полон изящества в духе стиля модерн. История четырех поколений аристократической семьи, где почти все страдают наследственным пороком – чрезмерной чувственностью, из-за чего у героев при всем их желании не получается жить добродетельной семейной жизнью, не обходится без преступления на почве страсти. Главному герою – альтер эго самого Куперуса, писателю Лоту Паусу и его невесте предстоит узнать о множестве скелетов в шкафах этого внешне добропорядочного рода.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.