Ксеркс - [22]
— Дорогой мой Главкон, — ответил он, — у того человека была длинная светлая борода, а этот чёрен как смола.
Он был прав, и тем не менее Демарат узнал «киприота» даже в ином обличье.
Глава 3
Расположенный в северной части Афин пригород Алопека вползает на склоны горы Ликабетт, пирамиды из бурого камня, превращающего в истинную крепость каждый холм, возвышающийся внутри города. Домишки здесь выглядели жалкими, хотя и в богатых кварталах немногие из домов можно было бы назвать красивыми. Грязные, едва мощённые, неприглядные улочки шириной редко превышали шестнадцать ступней. Вдоль проезжей части тянулась сплошная линия запылённых, некогда выбеленных известью фасадов, однообразие которых нарушали единственная входная дверь и узенькие окошки на втором этаже. Лишь изредка перед чьими-нибудь дверями возникала двуликая герма или угловой водосток украшала собой львиная голова. Впрочем, все афинские улицы были положи на эту. Добрый горожанин развлекался весь день на Пниксе, в Судебном дворе, сплетничал на Агоре. А грязные улочки находились в полном распоряжении собак, рабов, женщин, которым премудрый Зевс велел сидеть дома.
Формий, торговец рыбой, вернувшись от своего дела, сидел на пороге дома, размышляя над чашей вина и поглядывая на диск заходящего солнца, как раз исчезавшего за горой. Ему, доброму человеку, докучали собственные скорби, ибо Лампаксо, достойная супруга торговца, длинная на язык, скорая на гнев, прижимистая и бдительная, успела уже семь раз напомнить, что карпа можно было продать и на пол-обола дороже. Терпение его в тот вечер настолько приблизилось к своему пределу, что, внутренне обругав «устроителя браков», осчастливившего его амазонкой, он наконец обрёл в себе силы для сопротивления. Всплеснув руками наподобие актёра-трагика, Формий возопил:
— Истинны, истинны слова бога!
— Какие ещё слова? — послышался не самый ласковый ответ.
— Дурак поначалу страдает, а потом делается мудрым. Женщина, я решил.
— И что же ты там решил? — Голос Лампаксо резал, словно края битой стекляшки.
— Годы идут. Я долго не протяну. Детей у нас нет. Я обеспечу тебя в своём завещании и выдам замуж за Гипериона.
— За Гипериона! — завизжала жена. — За нищего Гипериона, горбуна-попрошайку, посмешище всех Афин! О матерь Гера!.. Но я всё поняла, негодяй. Я тебе надоела. Тогда разведись со мной, как подобает честному человеку. Отошли меня назад в дом Полуса, моего возлюбленного брата. Что молчишь? Вспомнил про две мины приданого, которые тогда придётся вернуть? Горе мне! Пойду к великому архонту. Я выдвину против тебя обвинение. И суд вынесет тебе приговор. С тебя потребуют пеню, забьют в колодки, посадят в тюрьму…
— Тише ты, — простонал Формий в ужасе перед Горгоной. — Я просто подумал вслух…
— Как ты смел так подумать? Что даёт тебе право…
— Добрый вечер тебе, милая сестрица, и тебе, Формий!
Приветствие это сошло с уст Полуса, появившегося вместе с Клеархом без всякого предупреждения. Лампаксо немедленно пригладила пёрышки, Формий постарался забыть домашние неприятности. Дромий, заморённый мальчишка-слуга, поднёс кувшин жидкого вина приятелям Формия.
Короткие южные сумерки успели тем временем превратиться в ночь. Мимо проходили группы молодых людей, возвращавшихся от Киносарга, из Академии или какого-нибудь другого из известных гимнасиев. Через час на улицах сделается темно и тихо, разве что пройдёт запоздалый гость, торопящийся на пир, прошествует стражник-скиф или украдкой прошмыгнёт вор. Ибо афинянин, если его не позвали в гости, рано ложился и рано вставал, предпочитая ровный солнечный свет трепетному мерцанию фитиля в светильнике.
— И как проголосовал суд? В пользу обвинителя? — спросил Формий у шурина.
— Патриотизм объединил нас. Когда урну опрокинули, не нашлось и горсти белых бобов. Негодяй зерноторговец будет теперь лишён всего состояния и выслан из города — просить подаяние в других краях. Мы честно послужили Афинам!
— Невзирая на все свидетельства… — прошептал было Клеарх, однако Полусу ответил пронзительный голос Лампаксо:
— А по-моему, вам, судьям, следовало бы заглянуть к нашим соседям напротив. Вот уж где соглядатаи… Персидские шпионы.
— Шпионы? — Полус подпрыгнул, словно обожжённый огнём. — И почему же ты, Формий, ещё не донёс на них? Тот, кто вовремя не доносит о преступлении, содействует…
— Успокойся, брат, — усмехнулся рыботорговец, — у твоей сестры нюх на измену столь же острый, как у дворняги на солёную рыбу. Там живёт варвар-вавилонянин, по-моему, он торгует коврами… Чужеземец занял пустой дом, что над мастерской мастера Димаса, того, который изготовляет щиты. Спокойный и безобидный человек. В городе найдётся не менее сотни чужеземных купцов. Зачем сразу вопить: «Измена!» — потому лишь, что бедняга не научился говорить по-гречески?
— Мне не нравятся купцы-вавилоняне, — объявил Полус многозначительным тоном. — В суд его, вот что я скажу.
— Смотрите, у него гость, — заметил Клеарх. — Видите, знатный господин в длинном гиматии, который сейчас подошёл к двери и оставил возле неё палку.
— Если у меня есть глаза, — объявил судья, щурясь в полумраке, — этот человек в длинной одежде и есть Главкон Алкмеонид.
Уильям Стернс Дэвис, американский просветитель, историк, профессор Университета Миннесоты, посвятил свою книгу Древнему Риму в ту пору, когда этот великий город достиг вершины своего могущества. Опираясь на сведения, почерпнутые у Горация, Сенеки, Петрония, Ювенала, Марциала, Плиния Младшего и других авторов, Дэвис рассматривает все стороны жизни Древнего Рима и его обитателей, будь то рабы, плебеи, воины или аристократы. Живо и ярко он описывает нравы, традиции и обычаи римлян, давая представление о том, как проходил их жизненный путь от рождения до смерти.
Действие романа одного из самых известных и загадочных классиков нидерландской литературы начала ХХ века разворачивается в Индонезии. Любовь мачехи и пасынка, вмешательство тайных сил, древних духов на фоне жизни нидерландской колонии, экзотические пейзажи, безукоризненный, хотя и весьма прихотливый стиль с отчетливым привкусом модерна.
Уильям Стирнс Дэвис, профессор истории Университета штата Миннесота, рассказывает в своей книге о самых главных событиях двухтысячелетней истории Франции, начиная с древних галлов и заканчивая подписанием Версальского договора в 1919 г. Благодаря своей сжатости и насыщенности информацией этот обзор многих веков жизни страны становится увлекательным экскурсом во времена антики и Средневековья, царствования Генриха IV и Людовика XIII, правления кардинала Ришелье и Людовика XIV с идеями просвещения и величайшими писателями и учеными тогдашней Франции.
Роман Луи Куперуса, нидерландского Оскара Уайльда, полон изящества в духе стиля модерн. История четырех поколений аристократической семьи, где почти все страдают наследственным пороком – чрезмерной чувственностью, из-за чего у героев при всем их желании не получается жить добродетельной семейной жизнью, не обходится без преступления на почве страсти. Главному герою – альтер эго самого Куперуса, писателю Лоту Паусу и его невесте предстоит узнать о множестве скелетов в шкафах этого внешне добропорядочного рода.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.