Ксения Петербургская - [39]

В Саровском лесу Паша пребывала около тридцати лет. Жила она в пещерах, которые вырыла в непроходимых местах густого леса, населенного хищниками. Одиночество, ночные страхи, скука, уныние преследовали подвижницу, но она твердо и мужественно переносила все искушения, не предавая обетов своей пустыннической жизни. Она всегда отличалась удивительно приятной наружностью, была высокой, имела длинные — до земли — косы. Но во время отшельничества в Саровских лесах она срезала свои дивные волосы, которые мешали пробираться в чаще и не соответствовали тайному постригу. Она стала похожа на Марию Египетскую — худая, до черноты обожженная солнцем, всегда босая, в монашеской рубахе-свитке с обнаженными руками, с серьезным задумчивым взглядом голубых проницательных глаз. На незнающих ее наводила страх своим видом.

Временами отшельница приходила в монастыри Сарова и Дивеева и на Саровскую мельницу, на которой иногда работала по указанию старцев. И в своей духовной жизни она руководствовалась их советами.

Поначалу окрестные крестьяне и странники боялись Паши, как помешанной. Но когда увидели ее добрую, сострадательную отзывчивость к горю и беде, поняли, что она истинная юродивая во Христе. Прожив много лет в непрерывных отшельнических подвигах в Саровских лесах, Паша Саровская получила от Бога дар прозорливости. Народ полюбил ее, почитая за блаженную и прозорливицу. Люди давали ей деньги, просили помолиться за них. Молиться она молилась, а деньги, если и принимала, то раздавала все неимущим.

Нашлись разбойники, решившие, что юродивая скопила великое богатство, которое прячет в своих пещерах. Они напали на нее, потребовали денег, но она ответила: «Нет у меня денег». Тогда злодеи избили ее до полусмерти. Пашу нашли лежащей в крови. Так она уподобилась своим невольным мученичеством подобным страданиям святого Серафима Саровского.

После избиения Паша болела целый год. Думали, что она не перенесет болезни: у нее была проломлена голова и сильно помята грудь. Опухоль под ложечкой мучила ее до смерти. По своему обычаю разговаривать сама с собой она, когда не могла терпеть невыносимую боль, только и говорила: «Ах, маменька, как у меня тут болит», «Что ни делай, маменька, а под ложечкой не пройдет!»

Чуть оправившись от болезни заботами деревенских людей, блаженная вновь удалилась в свою любимую пустыню — в безлюдный дремучий лес. Ничто не могло ее остановить: ни тяжесть отшельнической жизни, ни опасности, подстерегавшие ее от злых людей и зверей. Пустыня для Паши стала лучшей школой духовного совершенствования, здесь все располагало к богомыслию. Трудность такого жития подчеркивал сам батюшка Серафим Саровский, который говорил: «Живущие в монастыре борются с противными силами, как с голубями, а живущие в пустыне, как со львами и леопардами». Паша Саровская не жалела ни здоровья, ни сил для достижения высшей духовной цели — стяжанию Духа Святого. Одному Богу известно, сколько трудов и подвигов приняла на себя отшельница, сколько бесовских нападений отразила мужественной молитвой…

Наконец, пробил час, когда Паша Саровская навсегда пришла поселиться в Серафимо-Дивеевском монастыре. Осенью 1884 года (блаженной было уже за восемьдесят) с очевидностью для всех обнаружился ее дар прозорливости, прикрываемый иносказательными образами. Блаженная, проходя мимо кладбищенской церкви, ударила палкой о столб ограды и сказала: «Вот как этот столб-то повалю, так и пойдут умирать, только поспевай могилы копать». Столбом Паша называла юродивую Пелагею Ивановну. И вскоре «столб» действительно «повалился» — Пелагея Ивановна умерла. А вслед за ней умер монастырский священник Феликсов, затем несколько монахинь, так что сорокоусты не прекращались целый год и бывало так, что в один день отпевали двух монахинь.

Келейница Пелагеи Ивановны Анна Герасимовна несколько раз спрашивала у Паши, не останется ли она жить с ней.

— Нет, нельзя, — отвечала Паша, кивая на портрет умершей Пелагеи Ивановны. — Вон маменька-то не велит!

— Что это? Я не вижу? — удивлялась Анна Герасимовна.

— Да ты-то не видишь, а я-то вижу — не благословляет!

Так и ушла Паша жить к клиросным сестрам. И это для сестер обители была большая радость, потому что раньше она всегда отказывалась, когда ее звали к себе монашенки. Прошла неделя после смерти блаженной Пелагеи Ивановны, и Паша стала жаловаться, что ей холодно спать у дверного порога, где было единственное свободное место. Тогда ей сказали, чтобы она попросила у игуменьи более покойного места.

— Что ж, если милость ее будет, — ответила Паша, подарив надежду сестрам, что она более не покинет Дивеево.

Немедленно доложили об этом матушке-игуменье Марии, которая обрадовалась, услышав о желании юродивой. Для нее освободили небольшую келью, убрали, оклеили, поставили кровать, комодик, стол и сундучок, повесили иконы, лампадку, подарили подушку, одеяло, самоварчик, чаю, сахару и все самое необходимое. Блаженная еще на крыльце встретила посланных с вещами келейниц со словами: «Милости просим», стала весело распевать и восторгаться, что теперь у нее «свой чуланчик».