Крысы - [25]

Но вместо того, чтобы пуститься наутек, курочки неожиданно пошли в атаку; одна из них истекала кровью из жестокой раны, но билась не на живот, а на смерть.

Ошеломленная крыса чувствовала своих врагов сверху, снизу и со всех сторон сразу. Мало того, они погнались за нею. Если она была мастерицей искать прикрытий, то таковы же были и ее противники. Если она умела залечь в засаду, а потом ударить сзади в чаще, то то же умели делать и они.

Но главное то, что они не давали ей возможности прятаться или искать прикрытия. Едва она успеет приняться за одну, как другая уже отплясывала военную пляску у нее на спине и целилась ей в глаза, а сердце крысы холодело от страха.

Водяные курочки основательно знали свое дело. Они всегда дрались между собой, когда не дрались с посторонними, и долбить глаза было для них самой привычной игрой. Крыса чувствовала, что попала впросак, — недаром кровь так и капала у нее с носа.

Наконец, ей удалось воспользоваться удачным моментом и пуститься наутек, лавируя между камышами, шлепая вдоль пруда. Затем она стрелой метнулась поперек поляны.

Если бы железную дорогу всю не разнесло вдребезги, так что на починку ее потребовалось бы несколько месяцев, можно было бы подумать, что надвигается курьерский поезд, но на самом деле это был снаряд. Крыса проворно нырнула в нору. В этой стране нор было несметное множество, но все они никуда ровно не вели. Казалось, будто всю окрестность заполнили гигантские кроты.

Крыса притаилась в норе, а мнимый поезд, мчась из выемки, налетел и пролетел над ее головой.

Тут иссиня-черное чернильное небо окрасилось ярко-оранжевым светом, раздался шум — рвущийся вздымающийся грохот. На миг крыса впала в забытье, когда же очнулась, все было снова тихо и черно вокруг, лишь там далеко, на юге, внезапно вспыхивала звезда-граната, да пулемет играл огненными блестками, подобно большой змее, попеременно высовывавшей и прятавшей огненное жало.

Крыса приподнялась и замерла, прислушиваясь. Там и сям чудился тихий шорох, — что-то мягко и тайно копошилось вокруг.

Она «застыла» и мгновенно прикурнула таким образом, что всякий принял бы ее за мертвую. Тут на нее впотьмах налетела маленькая мохнатая фигурка, подпрыгнула и, прежде чем крыса успела обернуться и куснуть, снова исчезла.

Тогда крыса выступила вперед и мгновенно провалилась в туннель, узкий и необитаемый, однако не совсем пустой. В нем было девять хлебных зерен, вероятно, забытых здесь полевой мышью; и то существо, что наткнулось на крысу, вероятно, и было полевой мышью.

Но что такое девять хлебных зерен для крысы? А закусить полевой мышью было так заманчиво… Крыса остановилась и стала озираться, пока мимо нее не проскользнула клинообразная тень, едва отмечаясь более темным пятном на фоне ночи.

Крыса бросилась за нею. Она мчалась, как все грызуны, несясь, как попало. Странная была эта погоня. Причудливая фигура крысы, скользящая в молчаливой темноте; а перед ней, чуть чуть впереди, маленькая, чудная, головастая тень — подлинный головастик среди млекопитающих.

Они пробежали таким образом с полдюжины шагов — не потому чтобы полевой мыши хотелось бежать, но потому, что, как на беду, ни одной норы не попадалось по пути, — как вдруг, обе неожиданно поднялись на воздух и исчезли…

Крыса успела только сознать, что земля ускользает из-под нее; потом последовало ужасное ощущение скачки по воздуху, падения в темном пространстве, пахнущем сыростью и едким дымом, после чего крыса провалилась в черную тьму и очутилась в луже. Ей слышен был всплеск собственного падения и более слабый всплеск падения мыши, и оба гулко отразились от каких-то стен.

Крыса добралась в брод до менее жидкого ила и потратила добрых десять минут на чистку своей особы. В эту минуту для нее было гораздо важнее почиститься, чем даже поймать мышь, ибо такова натура крысы, кошки и домашней мухи. Она и думать забыла о мыши.

Яма, в которую угодила крыса, была коммуникационным[6] окопом; а известно, что такого рода окопы редко бывают необитаемы.

Крыса как раз дошла до той части плеча, которой не достать языком. Ей пришлось поскрестись, потом почистить ту лапку, которой она скреблась, — как вдруг в окопе возникли звуки.

То были шлепанья и чмоканья и всевозможные подавленные шумы, а потом раздался глухой удар и всплеск, за которым последовал шопот.

Тут крыса, что было духу, помчалась вдоль по окопу, пока не наткнулась на повороте окопа на ноги человека, стоявшего неподвижно.

Услыхав ее шлепанье по грязи, он ткнул в ее сторону штыком. Крыса мигом остановилась. По счастливой случайности, штык пронзил самый кончик ее хвоста. Одно лишь резкое мучительное усилие, — и она понеслась дальше.

Хвост ее заканчивался броневидным кончиком, с которым она рассталась без особого труда.

Она погрузилась в грозную темноту, в которой ничего не могла рассмотреть по-настоящему.

Вскоре ей начали попадаться остатки солдатской еды. Она остановилась поесть мясных консервов. Ей и в голову не приходило, что за ней наблюдают чьи-то глаза.

Она продолжала жадно есть, мучимая голодом. И вдруг застыла и съежилась. Она присела на задних лапках, подвернув под себя передние, и злобно сверкая жестокими глазками в потемках. Одни только эти глаза казались живыми. Все остальное словно обратилось в камень. Она вытаращила их и так пристально впилась ими, что невозможно было сомневаться, на что именно она смотрит.