Крысы - [8]

На следующий день газеты, захлебываясь от восторга, описывали подробности матча, расписывали подвиги Санто ди Чавеса, вырвавшего победу у «Броксов», а в конце там была и такая фраза: «О напряженности матча свидетельствует и то, что один зритель умер прямо на трибуне от разрыва сердца, не перенеся огорчения после третьего гола в ворота „Броксов“».

На похоронах Джузеппе плакала только Ева. Я стоял и думал, и одна мысль не давала мне покоя.

Я пришел к хозяину. Он стоял в лаборатории около клетки с крысами. Когда я вошел, он что-то вытащил щипцами из клетки и бросил в мусорный ящик.

— Восхищаюсь этими тварями, — сказал он мне. — Они чувствуют все без всяких приборов. Неделю назад я поместил в эту клетку крысу с привитой злокачественной опухолью. Ни один прибор не мог бы определить, что эта крыса больна, она ничем не отличалась от любой здоровой. Опухоль развилась бы месяца через полтора-два. А эти почувствовали, что она обречена и сожрали ее. Все чувствуют. Такую бы остроту чувств человеку!

Я прервал его. Я спросил, сколько бы прожил еще Джузеппе, если бы ему не приходилось «играть» за меня.

— Еще бы лет десять-пятнадцать, — равнодушно сказал хозяин. — Это напряжение ему дорого обошлось. Но ты не огорчайся, мальчик. Жизнь есть жизнь, как говорят французы. В конце концов, Джузеппе ничего впереди хорошего не ждало. А ты не огорчайся. Мы тебе найдем другого безработного знаменитого футболиста…

— И убьем его?!

Он удивленно посмотрел на меня.

— Мне не нравится твой тон!

Я его не ударил.

Я только стукнул ногой по клетке с крысами, которые сидели, притихнув, и будто прислушивались к разговору.

Клетка перевернулась, а я, не оборачиваясь, ушел. Больше хозяина я не видел.

Мы с Евой решили уехать. Еве почему-то хотелось в Австралию, не знаю почему, а мне все равно куда ехать. Вот и все.

За столом воцарилась тишина.

— Интересно, — сказал капитан. — Здорово. Значит, вы больше не будете играть в футбол?

— Нет, — сказал Чавес. — Не буду. Тогда я понял раз и навсегда, что я не крыса, а человек, хоть и надо мной можно делать опыты.

— А вы уверены, — сказал капитан, — что никогда не пожалеете об этом?

— Я жалею об этом все время, — резко сказал Чавес, — стоит мне только вспомнить Джузеппе.

— Что вы будет делать в Австралии? — спросил болезненный молодой человек.

— Деньги у нас, есть, — сказал Чавес, — купим какое-нибудь дело.

Покерист хотел что-то спросить, но раздумал. Он нерешительно вертел в руках колоду карт.

В салон вошла красивая молодая женщина.

— Санто, — сказала она, остановившись у стола, — извини, я думала, ты заблудился и никак не можешь отыскать нашу каюту.

— Спокойной ночи, — сказал Санто. — Завтра еще поиграем в покер?

— Нет, — сказал капитан, — увольте. С вами играть неинтересно. Просто поговорим.

Санто взял жену под руку и вышел из салона.

— Красивая пара, — сказал им вслед, ни к кому не обращаясь, болезненный молодой человек.

Ему никто не ответил.

Лайнер пришел в Сидней рано утром. Проталкиваясь сквозь толпу пассажиров, стоявшей перед сходнями, к Чавесу подошел покерист.

— Простите. На одну минутку.

Чавес отошел от Евы.

— Послушайте, — сказал покерист. Он оглянулся по сторонам. — Вы мне не дадите адрес?

— Какой адрес? — удивился Чавес.

— Того, — сказал покерист, — вашего хозяина.

Чавес несколько мгновений, как будто изучая, смотрел в лицо покериста, потом медленно по слогам назвал адрес и фамилию хозяина.

— Запомнили?

— Да, — сказал покерист. — Спасибо.

Чавес не заметил протянутой руки.