Крыса в лабиринте - [6]

— Смотри, — ахнул Роберт.

Пушистая светящаяся масса с темными сгустками внутри двинулась к нам. В ее блеске совсем угасло свечение наших лиц; она взлетела вверх; удаляясь, она становилась все меньше.

— Карл… — шепнул Роберт. — Может… это… они?

— Эти огни?

— Да, ведь мы тоже… наверно, у этого пространства такие свойства. А рыбы? Помнишь? Они тоже светились… Все живое здесь так светится…

Я молчал, глядя на хороводы парящих огней. Глубоко вдохнул воздух. Он был холодный и чистый. Да, это не могло быть случайностью. От этой мысли сердце у меня начало биться медленно и тяжело.

— Карл, — снова зашептал Роберт.

— Что?

— Что будем делать?

Этот беспомощный вопрос напомнил мне о чем-то.

— Прежде всего нужно запомнить дорогу, которой мы сюда пришли, — сказал я и оглянулся.

Отверстия коридоров, таких же, как тот, что привел нас сюда, темнели в плавно изогнутых нишах. «Наш» вход отличался большими размерами и окружающим его валиком.

— Попробуем пройти, — сказал я и двинулся вперед.

Роберт послушно пошел за мной.

Все в той же абсолютной тишине кружились огни, они проплывали, минуя нас; пушистые светляки медленно пульсировали внутри стекловидных жил, и все пространство, казалось, мерно дышало, словно во сне. Удивительно: эта мысль появилась и у Роберта.

— Карл!

— Что?

Я видел, что он пытается побороть страх. Он не сразу сумел произнести:

— Может, это не внутренность звездолета, а…

— А что?

— Организма…

Я вздрогнул.

— Одного организма?

— Да. В космическом корабле мог быть всего лишь один… одно существо. Может, это металлическая скорлупа, заполненная одним огромным организмом, который…

— Который спит, сейчас проснется и проглотит тебя, — сказал я язвительно. — И мы в его чреве, да? В брюхе Левиафана.

— Почему бы нет?

— Потому что исключено.

— Почему?

— Откуда бы в брюхе взялся воздух? Впрочем, хватит об этом. Это у тебя слишком буйное воображение, а не у меня. Пошли.

Продвигаясь шаг за шагом под перекрещивающимися жилами, огибая вертикальные, выходящие из-под пола трубы, я старался привыкнуть к мысли, что продолговатые огни — живые существа, но никак не мог с этим примириться. Они не обращали на нас — насколько можно было судить — ни малейшего внимания. Мы шли и шли по извилистой запутанной дороге. Это продолжалось, пожалуй, около часа. Постепенно обстановка изменилась. Пол, до сих пор гладкий, стал ребристым. В нем появились неглубокие поперечные желобки. Меня мучила жажда. Если бы хоть немного воды. Мне вспомнился ледяной водоворот озера, в котором мы чуть не утонули, и злая гримаса искривила мои губы. О, человеческое убожество, вечные метания между недостатком и избытком… Я сразу же обругал себя за это дурацкое философствование. Уголком глаза взглянул на Роберта. Он то убыстрял шаги, то останавливался и оглядывался, облизывая губы, один раз даже уселся, но, когда я посмотрел на него, молча встал и поплелся за мной. Наконец он загородил мне дорогу.

— Карл, это бессмысленно. Вернемся.

— Куда?

— Туда, откуда пришли. Там… рыбы.

Я понял.

— Ты голоден?

— Я сгораю от жажды, я едва могу говорить. С меня хватит. Вернемся. Попробуем прорезать ножом эти стены. Они словно резиновые.

— Сначала нужно исследовать здесь, это пространство. Может быть, удастся найти выход. Я не думаю, что мы найдем его там, в темноте.

— Пошли сейчас. Я больше не могу. Я… говорю тебе, за нами следят.

— Следят? С чего ты это взял?

— Не знаю. Я это чувствую.

— Роберт, тебе почудилось. Чтобы выбраться из этой истории, мы должны стараться…

Его лицо исказилось, он закричал:

— Перестань меня поучать! Знаю, знаю, мы должны вести себя разумно, я должен быть рассудительным и осторожным…

— Не трать силы на крик, — перебил я. — Пока нам не из-за чего отчаиваться; с нами не произошло ничего плохого и…

— Конечно. Да, знаю, они заботятся о нас. Прошу тебя, дай им понять, что без воды и пищи мы не можем жить. Мы здесь будем подыхать, а они нам посветят.

— Роберт!

Я подавил гнев.

— Пойми, Роберт, они не могут быть такими, как мы. Считать, что эволюция повторяется во всем космосе, с теми же формами, мозгами, отверстиями глаз и рта, мышцами, — это же чушь. Мы должны сохранять хладнокровие.

— Ну и что? Ну и что? — снова взорвался он. — Разве я хочу, чтобы они были на нас похожи? Разве я вообще чего-нибудь хочу? Очень тебя прошу, будь разумным, будь здесь гениальным мыслителем, Ньютоном, Эйнштейном, продемонстрируй им человеческое достоинство и мудрость.

Роберт вдруг смолк, закусил дрожащие губы и пошел, даже не посмотрев, иду ли я за ним. Огни по-прежнему плавали над нами. Мы продвигались по дну длинного желоба; его стены становились все выше. Сверкающие клубки рассыпали вокруг пятна света. Я размеренно шел вперед. Роберт иногда почти бежал, все больше опережая меня, — я не пробовал его задержать, считая это бесцельным. Светящаяся чащоба пульсировала огнями, она опускалась все ниже, ближе к нам, — огромные трубы, наполненные голубоватым мерцанием, в котором все чаще появлялись трепещущие красные полоски; в глубине стеклянистых колонн они росли и превращались в сгустки. Я отчетливо видел, как в одной колонне, прямо передо мной, такое уплотнение, освещенное изнутри рубиновым огнем, отвердело, затем накатилась волна более мощного света и движения и унесла пурпурные сгустки — снова в глубине колонны горела молочная белизна. Заглядевшись на эту игру пурпурных закатов и белых рассветов, я на мгновение потерял Роберта из вида. Осмотрелся — он стоял в нескольких шагах от меня, словно окаменев. Вдруг он начал медленно пятиться… Коснулся ногой чего-то на полу и с воплем ужаса бросился бежать.