Крыса-любовь - [43]

Я дал бы ему лет сорок, но очень приблизительно. Невысокие люди всегда кажутся моложе. Когда я сказал ему об этом, он просиял. И ответил, что я первый, кто нашел что-то хорошее в маленьком росте.

— Наш мир принадлежит высоким, — сказал он, когда мы с ним выпили по первой пива. — Люди уважают большой рост. А как уважать человека, на которого смотришь свысока?

Он протянул мне визитку.

— Театральный агент? — удивился я.

— Нет, торгую цветами. У меня магазинчик на Финдл-стрит.

Он вежливо улыбнулся и жестом отправил бармена за новой порцией пива.

— Но вы действительно Томас Корелли?

— Конечно. А вы?

У меня в бумажнике завалялась визитка Гордона. Я протянул ее Томасу.

— Психотерапевт? — удивился Томас.

— Нет, скульптор. — Я надолго припал к кружке. — Увы, я даже не Гордон Стори. Хотя, если учесть, что Гордон сейчас лежит в коме, наверное, надо порадоваться, что я — не он. Я его брат, Арт.

— Рад знакомству, Арт. — Томас поднял бокал. — Твое здоровье!

Выяснилось, что Томас знал Гордона. По крайней мере, слышал о нем. Его собственным психотерапевтом был Даллас Улог, сосед Гордона по конторе.

— Я хожу к мистеру Улогу уже почти три года, — сообщил Томас.

— Прилично.

— Я не думал, что выйдет так долго, — кивнул он. — Но оказалось, что в жизни много такого, о чем я не догадывался. Как говорит мистер Улог, «мир ограничен только для ограниченного ума».

Томас сказал мне, что одна из его жизненных целей — стать театральным агентом. Визитки придумал Улог, чтобы Томас почувствовал себя агентом и дорос до новой карьеры. Такая у него была стратегия.

— Будущее — это настоящее, которое мы еще не создали, — изрек Томас. Судя по тону, он считал, что, если повторять это почаще, в конце концов и сам поверишь.

— Звучит очень по-улоговски, — заметил я.

— Так и есть. Это его слова, — серьезно ответил Томас.

— Очень улогично, — продолжал я. — Пожалуй, даже улогительно по своей простоте.

Я веселился от души и был не прочь продолжить веселье. У меня уже родилось словечко «улогообразно», но Томасу Корелли не так-то просто было заговорить зубы. Он продолжил, перебив меня:

— Мистер Улог думает, что если все вокруг будут считать меня агентом, то в конце концов я стану агентом, потому что мне захочется соответствовать представлениям обо мне. Пожалуй, я еще закажу себе магниты для холодильника с надписью «Томас Корелли, театральный агент».

— Ну и как, помогает?

— Трудно сказать, — сник он. — Но выбора-то нет.

Томас выудил из кармана пачку визиток: «Томас Корелли, винодел», «Томас Корелли, антрепренер», «Томас Корелли, застройщик», «Томас Корелли, художник по гриму».

— А каково быть скульптором? — спросил он. — Я когда-то подумывал стать художником— оформителем. Или ювелиром. Но скульптор тоже неплохо звучит. — Он явно уже представлял себе, как это будет выглядеть на визитке.

Бармен предупредил, что наливает по последней, и я позвал Томаса к себе в мастерскую продолжить знакомство. Мастерская у меня на первом этаже той самой фабрики, которую когда-то купили мы с Марлен и часть которой я теперь снимаю у новых владельцев. Нам пришлось продать ее вскоре после развода, Чтобы Марлен смогла выплатить компенсацию. Мистер Муфуфу подал в суд за ошибочное удаление зуба.

Очень жаль, потому что я любил эту фабрику. Не нашу квартиру наверху — она была детищем Марлен, и в конце концов из нее вышла невыразительная помесь нью-йоркского пентхауса с театральной подсобкой: всюду толстые балки, хромированные прибамбасы и раскладные диваны. Больше всего мне было жаль продавать мастерскую — еще не тронутый фабричный цех. Когда-то он принадлежал небольшой фирме, выпускавшей балетную обувь, и здесь ничего не менялось добрую сотню лет: окна с древними деревянными рамами от пола до потолка, вдоль стен металлические полки с выгоревшими рукописными ярлыками:

Туфли для чечетки мужские

Туфли для чечетки женские

Индивидуальные заказы

Туфли для джаза мужские

Чешки для девочек

Возврат

Пуанты женские

Образцы

С потока светят лампы дневного света, каждая в четыре трубки, на моей памяти не перегорела ни одна. В углу кладовой до сих пор лежит не меньше сотни новых трубок; они тонут в пыли и ждут своего часа, чтобы засиять. Каждая полка, каждое удобное местечко занято коробками со всяким барахлом, которое я собираю. Когда-нибудь все это пригодится мне для работы — или не пригодится, как знать. Я работаю на длинных исцарапанных сосновых скамьях. Когда-то на них раскладывали туфли, на кожаные подошвы набивали пластинки для чечетки, верх обтягивали атласом, расправляли, пришивали. Я до сих пор нахожу то обрывок шелковой ленточки в щели на полу, то клочок телячьей кожи глубоко в шкафу.

Когда мы покупали здание, риелтор сказал, что однажды на фабрику заезжала сама Анна Павлова. Во время австралийского турне звезда пожелала заказать коробку атласных пуантов. Случилось это, если не ошибаюсь, в 1926 году. Фабрика славилась цветными балетными туфлями, которых тогда не делали в Европе. Хорошая история, даже если и вранье. Я много раз представлял, как первая леди мирового балета плывет по темным коридорам: чувственный рот, шляпка колокольчиком, боа из перьев на шее, перчатки тончайшей кожи, крохотные башмачки.