Крыса из нержавеющей стали. Том 1 - [233]

— Я хочу немедленно увидеть Ангелину и поговорить с ней. Я должен быть абсолютно уверен, что она невредима.

Он не спорил, он этого и ожидал. Ангелина появилась в фокусе, и я увидел тот самый ненавистный ошейник с уходящим от него вверх за пределы рамки экрана проводом.

— С тобой все в порядке?

— Настолько, насколько это возможно для человека, вынужденного находиться в одном помещении с этой тварью, — спокойно ответила она.

— Они ничего с тобой не сделали?

— Пока нечего. Только застегнули на шее ошейник и прицепили эту штуку к потолку, чтобы я не убежала. Но ты представить себе не можешь, какие угрозы высказывал этот отталкивающий субъект. Не думаю, чтобы я смогла прожить хоть минуту с подобным мозгом…

Она застыла, ее глаза незряче выкатились, хотя веки не закрылись. Край подверг ее пытке. Я понял в этот миг, что ему не жить, если я смогу заполучить его в свои руки. Лицо его вновь появилось на экране, и мне потребовалось усилие, на какое я не считал себя способным, чтобы спокойно посмотреть на него и ничего не сказать.

— Теперь вы явитесь ко мне, ди Гриз, и сдадитесь. У вас осталось лишь несколько минут. Вы знаете, что случится с вашей женой, если вы не явитесь. А если вы сдадитесь, ее тотчас же отпустят.

— Какие у меня гарантии, что вы сдержите свое слово?

— Никаких гарантий. Но у вас нет выбора, не так ли?

— Я приду, — сказал я насколько мог спокойно и отключил телефон, но не раньше, чем услышал, как Ангелина крикнула мне за кадром: «Нет!».

— Эта одежда уже высохла? — спросил я, одновременно срывая с себя рубашку и скидывая сапоги.

— Вот-вот высохнет, — ответила Бэйз. Она и еще одна девушка держала фены над клизандским мундиром, который я счел наиболее подходящим для такого случая. Он насквозь промок в ванне с химикалиями и теперь подвергался принудительной сушке.

— Он уже достаточно хорош. Больше ждать мы не можем.

Осталось несколько влажных пятен, но это не имело значения. Мы вышли. Внизу, в доке отеля, нас ждал катер с включенным мотором. Пока что все шло хорошо. На берегу стояла машина с доктором Мутфаком, который сидел на заднем сиденье с черным чемоданом на коленях.

— Не нравится мне это, — ворчал он себе под нос. — Это явное нарушение врачебного этического кодекса.

— Война — нарушение любого кодекса, этического или морального, уродство, против которого допустимо использование любого оружия. Сделайте то, о чем вас просили.

— Я сделаю это, об отказе не может быть и речи. Но человеку позволительно делать замечания об этической стороне совершаемого.

— Замечания делайте на здоровье. Но одновременно наполняйте шприц.

Мы припарковались в темноте на боковой улице, Октагон был за углом.

— Катализатор, — сказал я. — И смотрите, не пролейте ни капли. Под мышки, туда, где на влажность не обратят внимания.

Я поднял обе руки и почувствовал тепло жидкости из термоизолированного контейнера, а затем быстро опустил руки, чтобы мокрая ткань оказалась между боками и предплечьями. Затем я вылез из машины и просунул руку в окошко. Игла вонзилась мне в кожу, и дело было сделано. Заворачивая за угол, я слышал, как отъезжала машина. Октагон вырисовывался передо мной, словно гора, небо позади него начало светлеть. Мы дотянули до предела. Впереди находился вход, тот, к которому меня направили, и возле него двое серых людей ждали меня. У обоих пистолеты не были вытянуты из кобуры. Они были очень уверены в себе. Я молча подошел к ним, и один из них защелкнул на моем запястье поводковый браслет, после чего меня провели через дверь, мимо молчаливых часовых. Поднимаясь по лестнице, я споткнулся и после этого внимательно смотрел под ноги, чтобы видеть, куда их ставить. Инъекция начинала действовать. Я ничего не говорил, а мои конвоиры по своей обычной манере тоже молчали. Они просто тянули и подталкивали меня в нужном направлении и наконец втолкнули в какую-то комнату. Оказавшись внутри, они наставили на меня свои пушки, пока снимали браслет.

— Одежду долой! — приказал один из них.

Потребовалось усилие, чтобы не улыбнуться. Сбоку стояли флюороскоп и другое проверочное устройство. Эти типы оставались верны шаблону, следуя той же методе, которую применили, когда меня захватили в первый раз. Неужели они не понимали, что рутина в случае проигранной игры становится ловушкой? Нет, не понимали. Я неловко стащил с себя одежду и дал им вволю поработать надо мной. Они, конечно, ничего не нашли, поскольку находить было нечего. Точнее, была одна вещь, которую, как я надеялся, им не найти. Так оно и случилось. Они медленно волокли свою рутинную проверку, и я начал немного беспокоиться, что они так долго возятся. Голова у меня становилась чуточку затуманенной от наркотика, я чувствовал себя так, словно меня завернули в вату. Инъекция, должно быть, достигла пика своего воздействия, и скоро оно пойдет на спад. То, что мне нужно было сделать, должно было быть сделано на пике мощи наркотика — или близко к нему, — иначе все приготовления будут бесполезными.

— Надеть это, — велел конвоир и бросил мне знакомую прозрачную робу. Я нагнулся, чтобы поднять ее, и не мог больше сдержать улыбку. Сделано.