Крымские тетради - [8]

Поздоровался, сразу же спросил:

— Батальон на полном казарменном положении?

— Так точно.

— Берег круглосуточно патрулируете?

— До самых Байдарских ворот.

— Правильно. Усаживайтесь.

В кабинете был комбат Тамарлы и его комиссар Белобродский. В сторонке стоял Степан Становский.

Герасимов откашлялся:

— Нависла опасность прорыва Ишуньской линии обороны. Надо быть готовым ко всему. Главная задача — сформирование Ялтинского партизанского отряда. База — ваши истребительные батальоны. Вы уже послали людей в горы, но нужны будут еще. — Герасимов отыскал глазами меня и Позднякова: — Вам, алупкинцам, дополнительно отобрать тридцать человек, в основном коммунистов, само собой разумеется, добровольцев. Вопросы есть?

Идем по набережной, молчим, но думаем об одном.

— Как вы, Александр Васильевич? — спрашиваю у комиссара.

— А ты?

— Из Крыма не уеду.

— А легкие?

— А у нас куда ни кинь, везде клин. Все из команды «тяжелоатлетов».

— Да, твоя правда!

За парапетом шумело море. У мола двухтрубный корабль, гремя цепями, пришвартовывался к причалу.

Поздняков ахнул:

— Снова раненые?

Заметили следы боевой схватки корабля в море: разрушенные надпалубные сооружения, пробитые осколками шлюпки, срезанный, как ножом, угол капитанского мостика.

Сутулясь от морского ветра, мы прижались к сухой стене мола и не спускали глаз с судна, которое уже было заякорено, но палуба еще пустовала, а едва слышная команда неслась издалека, будто с самого мутного неба. Вскоре по трапам застучали кованые сапоги. Матросы в касках и с автоматами сошли на берег и быстро оцепили район причала.

— Пленные, — шепнул комиссар.

Немцы, румыны, снова немцы. Они походили друг на друга, бледнолицые, какие-то стандартно серые и равнодушные, с неуверенной после морской качки походкой. Что-то по-человечески жалкое было в их облике, и я не мог представить, что именно вот такие штурмуют Одессу, рвутся к нам, в Крым.

…Через день телефонограмма на мое имя: явиться в Симферополь на беседу с первым секретарем обкома партии Владимиром Семеновичем Булатовым.

Булатов не заставил ждать, принял немедленно.

Короткие вопросы. Мои ответы, пауза, а потом:

— Еще раз подумайте, через час жду окончательного решения.

Я брожу по военному Симферополю, грязному, пыльному, жаркому, набитому войсками. Останавливаюсь у старинного здания. У ворот санитарная машина разгружают раненых. Вдруг вспомнил: в этом военном госпитале почти сто лет назад знаменитый русский хирург профессор Пирогов оперировал участников первой обороны Севастополя. Когда-то этот факт, вычитанный из книги, казался древним-древним, а вот сейчас не кажется.

Что будет с Крымом, с Севастополем, с нашей Ялтой?

Снова у Булатова.

— Пойдешь в начальники штаба Четвертого партизанского района. Пять отрядов объедините, южных, и Ялтинский у вас. Ясно?

— Так точно!

— Справишься?

— За доверие спасибо.

— Обком провел большую организационную работу. Но это начало начал. Впереди сто уравнений с тысячами неизвестных. Вот это запомни. И верю, ялтинцы не подведут! Прощай!

3

На рассвете первого ноября Южный берег — от Алушты до Байдарских ворот — пришел в движение. Дорога переполнилась, как река в половодье. На крутых подъемах надрывались перегретые моторы, рядом ржали обозные кони, на тропах покрикивали ослы, навьюченные бог знает каким армейским барахлом.

Второй эшелон войск наших отступал на запад, стремясь к узкой горловине Байдарских ворот. Скорее на Севастополь, под защиту морских батарей!

Отход шел волнами.

Причалы набиты ранеными. Ждут транспорт, высоко-высоко в голубом небе гудит самолет, люди с тревогой ищут его.

Набережная Ялты насквозь пропахла бензиновым угаром, розы потемнели. Окурки, пустые бутылки.

На рассвете я выскочил на главную магистраль, подъехал к контрольному пункту.

Тихо пока. Виноградарь за спиной тащит тарпу[1] с заизюмленным мускатом. Он проходит мимо меня, как мимо телеграфного столба, не замечая.

Из-за поворота выскакивает запыленная «эмка», я ее задерживаю:

— Документы!

На меня уставилась пара глаз с белками в красных прожилках.

— Крымсовнарком!

Документы в порядке. Спрашиваю:

— Что в Симферополе?

Молчание.

Еще машины. И больше легковых. Начальство, Значит, худо.

Ялта приказывает: ловить дезертиров!

Ловим.

В штаб приводят троих. Шинели подпалены, бороды, — видать, давно в бегах. Допрашиваем. У одного находим фашистскую листовку.

На дороге новый прилив отступающих.

Только на горах все идет так, как шло веками. Там до неправдоподобия яркий багрянец, тишина и покой. Там и начнется моя партизанская жизнь. Какова же она будет? Очень жаль, что практически не знаю ни гор, ни леса.

Тянутся вдоль берега исполинские скалы, за ними лежит горное плато. Татары это волнистое плато называют «яйлой», что в переводе значит горное пастбище.

Был я как-то на этой самой яйле. Жуть взяла, хотя стоял август. Тяжелые, холодные тучи впритирку ползли над серой, пустынной местностью, ощеренной голыми камнями, колючей травой, с пятнами коричневого суглинка. Воронки, карстовые спады — и над всем этим тугой ветер, чертовский холод пронизывает насквозь.

А каково там зимой?

Да, отступаем, враг прорвался в просторы Таврии, Симферополь эвакуирован.