Крымские тетради - [21]

Сам генерал имел прямо-таки богатырский вид: высокий, плечи — косая сажень, выправочка — позавидуешь. И голос настоящий, мужской, за три версты слышен.

— Начштаба, с картой ко мне! — приказал басом, адресуясь к моей персоне.

— Есть! — Стараюсь не подкачать.

— Рассказывай, где отряды, что делают, что имеют.

Выложил, что знал, покороче, побесстрастнее, как и положено докладывать старшему начальству.

— Ялтинский, говоришь, на самой макушке гор, а потом, как его?..

— Акмечетский.

— Во-во! Где он?

— В двадцати километрах от переднего края Севастопольского участка фронта.

— Это очень интересно. — Генерал долго смотрел на отметку, где было место дислокации самого западного отряда нашего района. — Это хорошо, что он там, отряд Акмечетский. Иди, начштаба!

Через час снова вызвал. Вокруг Аверкина офицеры его штаба, посередине клеенка, а на ней разная снедь и фляга. Генерал взял стакан:

— Пьешь?

— Бывает.

— Чистый?

— Не пробовал.

— Тогда разбавь. Пей!

Выпил — аж дух захватило.

— Закусывай, — подвинул банку фаршированного перца.

— Не отказываюсь! — сказал я весело.

— Теперь толком покажи дорогу на Ялтинский отряд, а оттуда на Акмечетский.

Я поднял на генерала глаза. Взгляды наши встретились.

— Я совсем недавно вернулся из Ялтинского. Обстановку могу доложить.

Генерал строго:

— Что приказано, то и делай.

— Ясно.

Доложил, что знал, а потом все же спросил:

— Подпишете приказ о вступлении в командование районом? Он написан, я потянулся к планшету.

Генерал рукой остановил:

— Пригляжусь к отрядам, а потом скажу. А пока так: чтобы на рассвете был у меня толковый проводник к ялтинцам. Всё!

Генерал переночевал и ушел, увел майоров и капитанов, охрану — группу автоматчиков. Мы снова остались с Иваном Максимовичем в своем штабе. Лишь недостроенная землянка напоминала о шумных гостях.

Бортников прикинул так и этак, а потом попросил:

— Пиши Мокроусову рапорт: генерал в командование не вступил, дорога у него севастопольская. Все ясно?

— Яснее некуда, товарищ командир! Генералу — фронт, партизану — лес!

— Все так и должно.

Поступают тревожные вести из отрядов: каратели готовят против нас небывалую по масштабам экспедицию: дивизии подтягиваются к горам.

Из штаба полетели наши связные с предупреждением: внимание!

12

Ялтинцы приветливо встретили генерала.

Аверкин со своими майорами, капитанами, телохранителями. Остатки первой боевой группы. Вторая группа — ребята на подбор… Всего более ста пятидесяти партизан. Сила! Казалось, сам черт им не страшен, не то что карательный отряд. Пусть попробуют — по сопатке получат!

Генерал первым делом потребовал установить связь с командиром Акмечетского отряда Кузьмой Калашниковым.

Связные немедля бросились выполнять генеральский приказ.

Но Аверкин не хотел покидать ялтинцев, не оставив после себя доброго боевого следа. Тут мысли генерала и отрядного Мошкарина полностью совпадали. Последний тоже мечтал о крупном боевом успехе, ну хотя бы об ударе по тем же Долоссам.

Срочно был вызван Становский.

Генерал скользнул по нему взглядом строгих и требовательных глаз:

— Кто в Долоссах?

— Румынская рота, товарищ генерал. Еще взвод немцев и группа полицаев.

— Слушай внимательно. Сегодня же пойдешь в разведку. Лично выясни, сколько и чьих там солдат, вооружение, огневую оборону.

— Понятно.

Мошкарин добавил:

— И где Митин.

— Понятно.

— О результатах докладывай через связных.

Генерал и командир отряда Мошкарин по всем правилам готовились к удару по вражескому гарнизону, были даже у южного обрыва яйлы — на личной рекогносцировке.

Идея удара по гарнизону захватила ялтинцев и всех, кто находился у родника Бештекнэ. Возник тот самый боевой задор, который обеспечивает успех там, где, по всем расчетам, его не должно быть.

Отряд напружинился, в нем появилось то, что появляется у бегуна на длинной дистанции, — второе дыхание.

Политрук группы — ялтинский электрик Саша Кучер — читал вслух книгу командующего Алексея Мокроусова о боях в тылу барона Врангеля. Глава штурм Судака. Слушают — слюнки текут. Еще бы! Мокроусов в полковничьей папахе, на резвом коне влетает в набитый беляками город. Его с почетом встречают господа офицеры, дамы — красавец, а не полковник!.. И вдруг разворачивается… Красное знамя. Свист, гик, улюлюканье: «Братцы, бей беляков, пузанов буржуев!»

…Начальник штаба Тамарлы шуршит картой, беспокойно почесывает бороду, поглядывает то на генерала, то на Мошкарина. Что-то ему не по себе, но в конце концов азарт захватывает и его. Только непонятно, почему молчит Становский — связного от него нет!

Двенадцатое декабря… День холодный, сумеречный. Над мертвой яйлой, окутанной снежным саваном, ползут тучи.

Тамарлы не спит. Еще не было полуночи, а он все выходит на дальние посты и прислушивается.

Тихо.

— Все в порядке, — докладывает начальник караула через каждые полчаса.

Все больше тревожится Тамарлы, Подсел к Мошкарину:

— Может, поднимем отряд, уйдем сейчас?

— Не паникуй, старина. Каратели не на волшебных коврах-самолетах. Они себя уже обнаружили бы.

Не спится и командиру второй группы Петру Ковалю. «Шоферское чутье!» любил он эти слова. Когда предчувствуешь опасный поворот — вовремя ставь ногу на тормозную педаль.