Крымские тетради - [155]

Ровно через пять минут после партизан на поляне появилась немецкая разведка. Разведчики огляделись и дали сигнал.

Огромная солдатская масса заполнила поляну. Немцы окончательно распарились. Пилотки долой! А кое-кто и гимнастерки поснимал, разулся.

Немцы окружили себя пулеметами, глядящими на леса, и начался большой привал.

Легко было разгромить этих изможденных крутогорьем и солнцепеком карателей, но делать этого ни в коем случае было нельзя. Тогда заработает вся карательная машина в составе десятков тысяч солдат и офицеров, и ни одному партизану несдобровать.

Два часа отдыхали каратели первой колонны, два часа почти в стык с ними лежали партизанские отряды, не выдавая себя ни единым вздохом. Выдержка партизанская оказалась потрясающей.

Неожиданный огневой шквал вспыхнул на Пескуре. Это Вихман!

Сухие гранатные взрывы чередовались с треском автоматов, а минут через пять глухо что-то охнуло, еще раз, еще…

— Рвутся наши мины? — Комиссар посмотрел на Северского.

— Молодец, Леня! — Северский взглянул в сторону Пескуры.

Немцы срочно покинули поляну и зашагали… за отрядами.

Партизаны выше, каратели за ними… Еще два километра — и Хейроланский хребет. Немцы, идущие за партизанами, перекидываются ракетами с теми, кто там, на Хейролане.

Впереди партизан древняя оборонительная линия в виде остатка развалин из бутового камня. Она довольно четко легла поперек хребта, концы ее загибались к Хейролану. Не то скифы, не то тавры века назад, наверное, сдерживали тех, кто пытался через хребет прорваться в Альминскую долину, синеющую за Хейроланом.

Стоп! Дальше дорога заказана!

Залегли за потемневшими камнями. Каждый выбирал рубеж поудобнее, углублял его голыми руками.

Может, это и есть последняя линия жизни?!

Немецкие разведчики в трехстах метрах, они рассматривают тропы. На иссохшей земле следов не оставишь, но все же…

Пока все поведение врага говорит о том, что он не знает, где же отряды. Он только предполагает, что они должны быть впереди. Но не может же быть того, что почти тысячная масса вооруженных людей ничем себя не обнаружила…

Снова взрывы на Пескуре — глухие и мощные, а за ними дождь автоматов!

Вдруг взлет ракет, и вся группа карателей за миг скатывается на аспортовскую поляну.

Непонятно!

Только позже выяснили: каратели решили, что отряды наши они прохлопали, и все партизаны снова оказались на Пескуре.

Солнце коснулось Аппалахского хребта и быстро скатывалось за него. Лес мгновенно стал менять краски — темнел и окутывался в сумеречную пелену.

Наступила южная ночь — крупнозвездная, чернильной темноты в ущельях и с отсветами на косогорах. Лес вспыхнул огнями — это запылали костры, а над ними запрыгали ракеты самых различных цветов. Их швыряли немцы беспрестанно, боясь даже мгновений паузы. Где-то за Чучелем расплывался багровый огненный столб — горели дальние леса.

Надо было немедленно прощупать лазейку, которая позволит выйти в тыл первой цепи.

Македонский идет к дяде Диме — Дмитрию Дмитриевичу Кособродову, патриарху большущей династии потомственных крымчан, выдающемуся знатоку крымских лесов.

Дмитрий Дмитриевич высок, поджар, длиннонос с маленьким, но четким подбородком. Он все понимает с полуслова Михаил Андреевич ждет.

— Можно проползти, но обнаружим себя — считай, сами себя в могилу положили.

— Где? Сперва рискнем вдвоем! — предлагает Македонский.

— Пошли!

Ущелье узкое-узкое, забитое буреломом и сырое, как могила.

У Дмитрия Дмитриевича кошачий взгляд — он видит ночью. Надо быть волшебником, чтобы пройти по дну теснины и не выдать себя врагу, который стоял наверху и палил костры.

В 1966 году Дмитрий Дмитриевич, которому недавно перевалило за семьдесят, водил меня по тем памятным местам. При ясном солнечном дне я с трудом одолел тот путь, по которому он и Македонский прошли туда, обратно и снова туда во главе многосотенной партизанской массы.

Отряды проползли по дну теснины и вышли на «Конек» — так называли один из крутых уступов горной гряды. Это уже был тыл первой карательной колонны.

Спали с настороженным слухом. Улавливали цокот копыт в районе Аспорта.

Но чудо уже совершилось: первая и самая сильная волна карателей прошла через партизан, так и не задев их.

Впереди вторая волна. Она уже накатывается со стороны Пескуры. Партизаны уже слышат ее шум.

Вчера были впереди идущей тенью вражеской колонны. А сумеем ли сегодня?

И опять отряды спускаются на Аспорт. Ни на секунду не ослабевает внимание, партизаны видят лучше, чем видит лесной зверь, слышат тоньше, чем горная косуля. Вот слух снова уловил цоканье копыт.

Замерли, а через минуту два эскадрона румынской кавалерии проскакали по аспортовской дороге. Где-то рядом загудели моторы… Северский с ошеломляющей быстротой перебросил колонну снова в сторону Хейролана. Не успели войти в лес, как фашистские машины заполнили поляну Аспорт. Северский втянул хвост партизанской колонны под густой кустарник и остановился опять-таки на рубеже древней оборонительной стены.

Вторая волна карателей накатывалась ощутимее.

Когда солнце поднялось уже над Чатыр-Дагом, к Северскому приполз Леонид Вихман. В руках полевая сумка.

— Важные документы! — тяжело переводя дыхание, сказал моряк и тут же уснул.