Крымские тетради - [15]

Я смотрю на Семенова, знаками даю понять, что, мол, надо объяснить.

— Ты, Данилыч, не обижайся. Никакого самогона у нас нет, — говорит Семенов.

Дед хмурится.

— Может, нам уйти? — спрашиваю я.

— Прышлы, так гостюйте. Нэ хочу встревать в вашу драку. Гэрманэць мэнэ нэ трогае, нэ трогайте и вы… Чув, що нимцы базы ваши граблять, та тых, яки з партызанами дружать, убывають… А я жить хочу…

Семенов хлопает деда по плечу:

— Теперь нет людей самих по себе: или с нами, или с врагом… Вот так, Федор Данилович…

С рассветом мы уходим. Беспокойно что-то у меня на душе.

— Ты подумай, Федор Данилович, над словами Петра, — говорю на прощание. — Твоя дорога — в партизаны, а не хочешь — уходи, иди в Ялту или куда хочешь, но нам не мешай.

Старик молчит, сутулится, по-бабски машет рукой:

— Та що я — родився людэй убывать, га?

— Но и не для того, чтобы быть убитым! — более жестко отвечаю ему.

— Горыть у мэнэ душа, ой горыть…

Ну и снега навалило — не Крым, а Сибирь! Стильскую кошару нашли чудом: у нашего проводника Гусарова охотничий нюх!

Добрались в Ялтинский отряд вечером. Первым встретил нас начальник штаба Николай Николаевич Тамарлы.

Он был рад, хлопотливо угощал горячим чаем. Однако что-то его тревожило — взгляд выдавал.

Мы остались одни.

— Выкладывай, старина!

— Митин бежал, вот что.

Я ахнул:

— Митин? Тот самый, что готовил базы для первой боевой группы?

— Он, лесник из Грушевой поляны.

— Это точно?

— Хлопцы Становского в Ялте его, гада, видали. На машине с офицерьем сидел.

…Лежу, а сна ни в одном глазу. Как обернется этот побег?

И ведь не только Митин бежал. Из Бахчисарайского отряда ушел проводник, тот самый, что готовил базы и немедленно выдал их фашистам. Они разграбили их за сутки. Да из самого штаба района драпанул коушанский житель.

Для фашистов такие — находка.

Теперь ясно: немцы учитывали возможность массового партизанского движения на полуострове. Пользуясь предателями типа Митина, они молниеносно нападали на отряды, на партизанские базы и уже нанесли нам чувствительный урон.

Да, не все так просто!

Ялтинским отрядом командовал Дмитрий Мошкарин. Я знал его не так чтобы очень, но встречаться приходилось и в кабинете Селимова, и раньше — на партактивах.

Как-то в городском театре среди знакомых увидел мужчину с размашисто-лиховатыми движениями, ярким блеском серых глаз. Военная гимнастерка сидела на нем так ладно, что казалось, никогда ее с плеч не снимал.

— Кто это? — спросил у секретаря партбюро Кузнецова.

— Димка Мошкарин, сейчас городским отделом питания командует.

— А чего это он насквозь военизированный?

— Не маскарадничает. Партизанил в гражданскую, душа такая.

…Проснулся я рано, протер лицо снегом, поднял голову, увидел Мошкарина.

Он протянул руку:

— Здоров! Спишь — землянка ходуном. Пошли завтракать. Уселись за столик, прибитый в центре землянки к аккуратно спиленному стволу столетнего бука.

Еда обильная — ничего не скажешь, и по стаканчику массандровского пропустили.

— Хорошее вино. Ты делал? — Мошкарин посмотрел открыто.

— И я.

— Много добра в море опрокинули. Жаль.

Я понимаю — Мошкарин меня торопит: с чем пришел?

8

В нашем партизанском районе было пять боевых отрядов, в числе их и Ялтинский. Если те четыре отряда имели кое-какой успех, то у ялтинцев на боевом счету — ни единой операции.

Об этом я и завел разговор.

Мошкарин расстегнул ворот гимнастерки.

— Надо понять наше положение. Мы на макушке крымских гор, выше нас разве небо! Направо пойдешь — след наведешь, налево заглянешь — без глаз останешься, огнем выпалят.

— Меняй стоянку.

— Легко сказать.

— А Митин?

— Сюда не наведет — не знает.

— А на Красный Камень?

— Отвечаю особой тактикой. — Мошкарин посмотрел на своего штабиста, на лице которого была явная тревога. — Борода, объясни гостю, что к чему.

Николай Николаевич положил волосатые руки на колени.

— Первую группу мы разбили на боевые пятерки. — Тамарлы почесал под подбородком. — Разбили, значит…

Мошкарин живо поднялся из-за стола, ударил ладонью:

— Пять пальцев — пять групп, дислокация от Ялты до Никитских ворот. У каждой собственный тайник, понял? Притрутся, оглядятся — и айда на дорогу! Трах-тараррах — в тайник, отсиживайся.

— А если обнаружат этот самый тайник? Людей-то перебьют!

— А на войне, товарищ начальник штаба района, и убивают.

Переглянулся с Тамарлы. В словах Мошкарина не было уверенности. Сомневался и сам Тамарлы.

Неожиданный шум из штабной землянки прервал нашу беседу.

Мошкарин беспокойно крикнул:

— Кто там?

— Разведка из Ялты. Она у Становского.

— Степу ко мне!

Степан Ипатьевич Становский. Личность оригинальная. Отращивает усы на запорожский лад, курит трубку, говорит басом, хохочет к месту и не к месту. Но нельзя не заметить: трясется от смеха, а глаза не смеются. Они как бы живут самостоятельно, смотрят на всех из далеких глубин, и смотрят пристально.

— Я туточки, командир.

— Выкладывай данные, и чтобы без фантазий.

— Это мы могем. — Позже я заметил, как Степан к месту и не к месту употребляет словечки «могем», «швыдче», «нехай ему сатана в печенку»…

— И покороче, — потребовал командир.

Улыбка слетела с губ отрядного разведчика.

— Есть! Бургомистром города Ялты назначен его величество доктор Василевский.