Крымская повесть - [51]

Парадный вход в «Гранд-отель» был заперт. Перед ним кто-то навалил упаковочные картонные ящики, как будто они могли спасти, если бы отель решили штурмовать.

У фонаря, установленного подле музея Севастопольской обороны, странно разбросав ноги, лицом вниз, лежал старик. Владимир узнал его, бросился поднимать. Увидел, что нос и лоб старика ободраны о камни.

— Это сторож. Видимо, ушибся.

— Погодите-ка. — Шуликов поднял руку старика. — Пульса нет. Да и синюшными пятнами уже пошел. Смерть.

— Но отчего? Крови не видно.

— Наверное, сердце. Помогите поднять.

Старика отнесли по ступеням на площадку перед входом в музей. Владимир отцепил Георгиевский крест и положил во внутренний карман кителя старика.

Даже у почтово-телеграфной конторы не было ни души. Кое-как добрели до Исторического бульвара. Солдатика тошнило. Он останавливался, хватал себя рукой за голову, просил:

— Подождите, братцы. Сейчас. Это я не нарочно.

Вдруг из подворотни к Шуликову бросился бедно одетый, в брюки из чертовой кожи и полотняную куртку, человек. По виду обычный рабочий.

— Венедикт Андреевич! Сюда! За мной! Я вас выведу задними дворами.

Шуликов внимательно глядел прямо в лицо человеку, точно силясь что-то вспомнить.

— Уж не вы ли, ротмистр? Что за наряд? И где ваши усы?

Человек слабо улыбнулся и показал рукой, что усы пришлось сбрить.

— Сами понимаете, времена такие, что рядиться приходится. Иначе, чего доброго, на фонаре повесят. А я обязан быть в гуще событий. Ничего не поделаешь — долг.

— Похвально. И ваш маскарад — тоже смело, весьма смело, — сказал Шуликов. — Но со мной все в порядке. Не волнуйтесь. А сопровождают меня мои друзья.

— В таком случае — счастливой дороги.

Человек снова нырнул в подворотню.

— Кто это?

— Жандармский ротмистр Васильев, — объяснил Шуликов. — Пренеприятнейшая личность. Не знаю почему, но испытываю к нему инстинктивное отвращение.

— А он из породы тех, кто сам на себя готов написать донос, если ему вдруг увидится, к примеру, антимонархический сон, — пробормотал Александр. — Достаточно перехватить его взгляд, чтобы понять, с кем имеешь дело.

— Похоже, — согласился Шуликов. — Поспешим!

Вышли к станции мальпостов. Именно тут ждал экипаж, вызванный Шуликовым по телефону со своей виллы. Кучер сообщил, что с виллой все в порядке, но еще с утра исчез садовник Малинюк. Похоже, что сбежал, так как прихватил свой фанерный чемодан и все вещи.

— Бог с ним! — сказал Шуликов. — Сейчас не до Малинюка. Отвезешь моих друзей через Байдарские ворота в Ялту. Затем возвращайся тем же путем или же через Симферополь. Все равно. Исполнишь, как велено, считай, что я тебе подарил это ландо да еще три сотни впридачу.

— Я не поеду! — заявил солдатик. — Ни при каком разе. Мне к своим надо, в Морские казармы. И ходить вроде уже могу. Только чуть-чуть качаюсь…

Солдатик настоял на своем. А ландо умчало Владимира с Александром по направлению к старым английскому и французскому кладбищам, где были похоронены погибшие полвека назад при осаде Севастополя подданные Бонапарта и британской королевы, так и не снискавшие себе ни бессмертия, ни лавров. Далее дорога привела еще и к итальянскому кладбищу, где нашли вечный покой восемь тысяч солдат сардинского короля. Короли, даже такие незначительные, как сардинский, легко отправляли на убой своих соотечественников. Что им чьи-то слезы?

Александр был в полузабытьи. Он ослабел от потери крови. Лишь иногда открывал глаза и спрашивал: «Где мы?»

К вечеру, около деревни Варнутки, узнали, что еще с утра заставы на перевале Байдары, да и по всей дороге, сняты. Путь свободен до самой Ялты.

Из донесений ротмистра Васильева

Тем временем ротмистр Васильев возвратился в свою секретную квартиру в центре города и принялся писать очередное донесение в Петербург.

«…На миноносце под звуки музыки Шмидт объезжал эскадру, но не все суда встречали его приветствиями. Матросы пустили по городу слух, что в 2 часа Шмидт начнет бомбардировку города. К этому времени и на стоявших разоруженными в Южной бухте судах, уже окончивших кампанию, взвились красные флаги.

В 3 часа дня начался на дистанции от 50 до 200 саженей бой между судами и с дистанции 2300 шагов полевые орудия и пулеметы стали обстреливать морские казармы. К 4 с половиной часам все было кончено на море. „Очаков“ и присоединившиеся к нему миноносцы были приведены в негодность.

Исправляя свою репутацию, Брестский полк один штурмовал морские казармы, где всю ночь слышались залпы и одиночные выстрелы. К утру последние мятежники сдались, но многие успели убежать через порт.

С первыми выстрелами, дабы уследить за настроением публики, я вышел на набережную поближе к перестреливавшейся эскадре и наблюдал картину боя. На набережной сначала было много народу, но когда пули и снаряды, правда единичные, стали залетать на набережную (шагах в 15 от меня близ памятника адмиралу Нахимову в мостовую ударило несколько пуль шрапнели, там и разорвавшейся), народ кинулся бежать куда попало…

…Точное число погибших на „Очакове“ не установлено. Команды на нем было до 380 человек, сверх того, на него вошли

1) арестованные офицеры, не примкнувшие к движению;