Крым. Полная история - [48]

Красные в Крыму. Террор

В захваченном Крыму большевики учинили массовый террор, в результате которого погибло, по разным данным, от 20 до 120 тысяч человек.

В Крыму в то время находились многие известные писатели и поэты: Аркадий Аверченко, Викентий Вересаев, Максимилиан Волошин, Константин Тренев, Иван Шмелев, Илья Эренбург, Сергей Сергеев-Ценский и другие. Многие из них оставили воспоминания об ужасах тех лет. Сохранилось письмо феодосийского военного врача Семена Владимировича Констансова, в котором он подробно описал происходившее.

Первые дни по вступлении советских войск в Крым прошли относительно спокойно, если не считать массового грабежа населения. Затем была объявлена обязательная регистрация всех военных, служивших в армии Врангеля. К этой регистрации население отнеслось без особого страха, так как Реввоенсоветом было объявлено, что офицерам, добровольно остающимся в Крыму, не грозят никакие репрессии.

Поначалу обещание выполнялось. Хотя все офицеры были задержаны, а часть из них отправлена в концентрационный лагерь, это не выглядело насилием: больных направили в госпиталь, тем, кто был недостаточно тепло одет, выдали со складов обмундирование. Другой части офицеров была объявлена амнистия, встреченная населением с благодарностью, тем более что в Крыму почти не осталось людей, действительно враждебных советской власти: они попросту эмигрировали.

Террор начался спустя несколько дней совершенно неожиданно не только для населения, но и для многих партийных работников. Все военные, только что зарегистрированные и амнистированные, были обязаны вновь явиться на регистрацию. Подчинившиеся этому требованию были немедленно арестованы, и затем на окраинах города начались расстрелы.

В числе расстрелянных оказались и офицеры, и рабочие, и мелкие военные чиновники, и советские служащие, и больные, и здоровые – без разбора. Убивали даже инвалидов, положенных накануне в госпиталь.

Расстрелы были обставлены невероятно жестоко: приговоренных раздевали почти донага и в таком виде отправляли на место казни. В шеренги их не строили, стрельба производилась прямо в толпу. Из-за стрельбы в густую толпу, многие оказывались не убитыми, а лишь ранеными. Дождавшись ночи, эти люди разбредались по деревням окраинам города, где прятались или примыкали к бандам «зеленых». На другой день после расстрелов к местам казни отправлялись родственники погибших. Они рылись в грудах трупов, отыскивая своих, при этом по городу циркулировали невероятные слухи о том, что среди сваленных в яму трупов находились живые. Происходящее напоминало злонамеренную провокацию: население пришло в ужас, преисполнившись страха, возмущения и ненависти к новому режиму.

Общее количество расстрелянных, по циркулирующим слухам, достигает невероятных цифр: в Феодосии – больше двух тысяч человек, в Симферополе – более пяти тысяч.

Сергеев-Ценский писал: «Как цитадель белогвардейщины, весь Крым был объявлен “вне закона”. Всюду понаехали чрезвычайки, арестовывая и “выводя в расход” остатки буржуазии или попросту интеллигенции, застрявшей в Крыму. Но за каждое неосторожное слово арестовывали и сажали надолго в “подвал” и рабочих, иногда же их выводили на расстрел вместе с представителями высших классов и остатками офицерства, поверившего в амнистию и явившегося на регистрацию. Люди так были запуганы, наконец, бесчисленными “нельзя” и ни одним “можно”, что перестали уж показываться на улицах, и улицы стали пустынны. Отцы стали бояться собственных детей, знакомые – хороших знакомых, друзья – друзей».

Во время крымских репрессий были истреблены и последние представители старинного российского дворянского рода Капнистов.

Поэт Василий Капнист, живший в начале XIX века, воспел «земли тот уголок счастливый», любимую им Тавриду, а столетие спустя его потомок Ростислав Капнист был расстрелян на горе Алчак близ Судака. Его старшая дочь умерла в тот же день от сердечного приступа, сын утонул, а младшая дочка Мария Ростиславовна Капнист, пережив много бед и лишений, стала известной актрисой. Уже в зрелом возрасте она стала сниматься в характерных ролях, сыграв колдунью Наину в «Руслане и Людмиле» и графиню в «Бронзовой птице».

Врач Констансов пытался протестовать против злодейских, несправедливых репрессий, но сам был арестован. Его довольно скоро выпустили, и Констансов отправился в Симферополь, где заместитель председателя Крымского ревкома Юрий Гавен в сердцах признался ему, что он сам стоит на точке зрения ненужности и даже вреда красного террора, но что он не в силах что-либо сделать. Признал свое бессилие и Дмитрий Ульянов. Это могло означать только одно: указания об истреблении «контрреволюционных элементов» шли с самого верха.

Виноват ли русский народ?

Безусловно, это одно из самых страшных преступлений большевиков. Впоследствии даже сам Феликс Дзержинский признавал террор в Крыму большой ошибкой. Но совершенно неправильно, как это порой делается, обвинять в этом преступлении русский народ. Судите сами: сигналом к началу террора послужила телеграмма Дзержинского – уроженца Варшавы, поляка. Исполнителями были члены «Чрезвычайной тройки по Крыму». Руководил «Тройкой» украинец родом из города Черкассы Киевской губернии Георгий Пятаков. В «Тройку» входили также: уроженка Могилева (Беларусь) Розалия Землячка, еврейка по национальности, которую характеризовали как крайне нервную женщину, склонную к самодурству; венгр из Трансильвании Бела Кун – человек крайне жестокий и безжалостный, и его заместитель – Юрий Гавен – латыш. Ответственен за насилие и командарм Михаил Фрунзе – молдаванин, уроженец Бишкека. Мрачно прославился руководитель Крымской ГубЧК Станислав Реденс, поляк. Привлекались к исполнению чудовищных приказов и местные жители, крымские татары.