Крым и крымчане, или Тысячелетняя история раздора - [17]
Началась «подземная война»: турки подводили «подкопы» к самым городским стенам, но казаки вели навстречу свои — и либо схватывались с противником под землей, либо подрывали установленные турками пороховые заряды, либо закладывали свои. И, кроме того, выкопали 28 подземных ходов к турецкому лагерю, откуда устраивали неожиданные вылазки.
Новые бомбардировки, новые неудачные штурмы… Казаки держались. А вот боевой дух турецкого воинства был подорван: сорок три приступа окончились неудачно, стрельба из 9 пушек результатов не достигала, близилась осень с дождями и непогодой и безрадостной перспективой застрять под стенами Азова до зимы. Янычары помаленьку роптали, крымская конница все это время торчала в бездействии неподалеку от города. Турецкие паши, как лайки на медведя, накидывались на хана, требуя, чтобы и его люди участвовали в приступах. Хан твердо отвечал: уж он-то казаков знает, приступом их не возьмешь, «в осадах казаки люди жестокосердные». И воевать отказался категорически.
В Стамбул поспешило быстроходное суденышко с паническим прямо-таки донесением турецкого главнокомандующего Гусейна-паши. Черные новости были из разряда тех, за которые порой вестнику отрубали голову, и не только в Турции… Паша, впрочем, нисколечко не преувеличивал, а излагал чистую правду: все попытки штурма сорвались, потери огромны, крымцы воевать не хотят, в продовольствии и боеприпасах недостаток, без сильных подкреплений Азов пожалуй что не взять. Что хуже всего, среди янычаров все громче слышится ропот недовольства тем, что их втравили в столь безнадежное и кровавое предприятие. А это уже совсем скверно: янычары к тому времени кроме нешуточного боевого мастерства накопили и большой опыт в устройстве мятежей — всякий раз успешных. Мало того что янычары свергали министров и везиров (нечто вроде премьер-министра) — они без всяких церемоний, приди такое желание, добирались и до султанов. За шесть лет, в 1617–1623 годах, в результате янычарских бунтов на троне сменилось четыре султана. Причем, если свергнутый султан всего-навсего оказывался в темнице с выколотыми глазами, он, без шуток, мог считать, что ему крупно повезло, — порой и убивали без колебаний. Профессиональные вояки были и профессиональными мятежниками. Вздумай они и на сей раз взбунтоваться, Гусейну-паше попросту некого было бы им противопоставить. Против немалого количества янычар не выстояли бы и два полка европейских наемников, несмотря на весь свой военный опыт, а о крымских татарах говорить смешно, попросту разбежались бы…
Султан Мурад IV с янычарами
Паша писал: «Воевать нечем, а прочь идти бесчестно; подобного срама османское оружие не видело; мы воевали целые царства и торжествовали победы, а теперь несем стыд от горсти незначащих воинов…» (В. Каргалов). И в заключение высказывал вовсе уж унылую мысль: не отложить ли осаду до весны следующего года, когда погода будет благоприятствовать? Она ведь вот-вот испортится…
Головы посланцам паши рубить не стали, но под замок упрятали моментально — чтобы, храни Аллах, не сболтнули кому-нибудь лишнего. Прожженный царедворец, великий везир, даже не решился прочесть султану послание паши целиком, опустив самые неприглядные места, — опасался вспышки гнева, после которой головы полетят, как осенние листья…
Но и того, что султан Ибрагим I услышал, ему хватило, чтобы прийти в дикую ярость. Громыхнул ответ: «Паша, возьми Азов или отдай свою голову!» Все прекрасно знали, что подобные слова из султанских уст не были пустой угрозой…
Правда, султан, чуть отойдя от гнева, все же послал в Азов подкрепление, пятнадцать боевых галер с янычарами. И вдобавок мешки с золотом: теперь за голову каждого убитого казака янычар должен был получать неплохие деньги — сто золотых пиастров.
(Лично мне решительно непонятно, как в деле выплаты этих «премиальных» можно было наладить реальный учет и контроль? Кроме слов янычара, нужны убедительные доказательства. Принести отрубленную голову убитого врага? Но пока в горячке боя будешь эту голову рубить, рискуешь лишиться своей собственной. А после боя вполне может оказаться, что кто-то оборотистый уже оттяпал головы у убитых тобой казаков и быстренько помчался за вознаграждением…)
И снова яростные бомбардировки, приступы, казачьи вылазки, но Азов держится. В. Каргалов, подробно описавший эту историю, приводит свидетельства очевидца, турка Эвлия Челеби. Очевидец подробно излагает: собравшиеся на большой военный совет военачальники и офицеры говорили, что взять крепость невозможно, что всерьез следует ждать бунта янычаров, что с наступлением зимы Азовское море замерзнет и морское сообщение с Турцией станет невозможным, что кто-то (подозревали казаков) пустил слух, будто на подмогу Азову движется московский царь с двадцатитысячным войском — и, хотя слух несомненно ложный, замешательство в лагере нешуточное. Зимовать в случае чего придется под открытым небом, с оскудевшим запасом провизии…
И все же — очередной приступ. Янычарам удается прорваться в центр крепости, водрузить там султанское знамя и продержаться семь с половиной часов — но казаки сопротивлялись так, что с наступлением темноты янычарские командиры увели своих людей из крепости.
