Крылья, ноги... главное - хвост! - [8]

- Замолчи. Послушай меня. Времени почти не осталось. Ты должна дать мне слово, что когда я умру, вы продолжите идти на восток. Так велела госпожа. Вы должны…

- Погоди, - полуэльфка с решительным видом встала, покопалась в котомке Ааронна, подсыпала что-то во флягу, как следует ее взболтала и протянула дварфу. – Вот, выпей. Тогда я пообещаю тебе все, что ты захочешь.

Стив послушно сделал несколько глотков, недоуменно посмотрел на барда соловеющими глазами и отключился.

- Иефа, ты что ему дала - яду? – вяло поинтересовался Зулин.

- Снотворного, - вздохнула полуэльфка. – Пусть спит, может, хоть немного придет в себя. Не знаю, как ты, а я больше не могу слушать про госпожу и восток. Нервы не выдерживают.

- Он сможет завтра идти?

- Не знаю. Наверное, нет. Я смогу его лечить, только когда перестанет действовать заклинание. То есть, в лучшем случае, дня через два.

- Он не доживет, - тихо проговорил планар. – Иефа, куда мы идем? Зачем? Что мы сможем вдвоем?

- Зулин, глотни ромашки, - предложила полуэльфка. Маг машинально взял протянутую ему флягу, задумчиво глотнул… и с воплем вскочил на ноги:

- Иефа, ты что мне дала?! Там же… там же… - маг покачнулся и вынужден был сесть обратно на плащ. – Вот стерва… - ошеломленно пробормотал он, борясь с навалившейся смертельной усталостью. – Ты же обещала… Помочь… Зверя…

Глаза мага закатились, он мягко завалился на бок и крепко уснул.

- Не могу уже слушать и тебя тоже, - сказала Иефа, укладывая мага поудобней. – Уж прости. Такая дерьмовая жизнь.

Ветер пошевелил листья на деревьях. Полуэльфка обернулась и долго вглядывалась в потемневший лес.

- Себ? – позвала она неуверенно, но лес молчал. – Это ты, Себ?

Где-то в чаще одиноко крикнул филин. Иефа обошла поляну по кругу, прислушиваясь к ночным шорохам, но от лагеря отдаляться не решилась и вернулась к костру.

- Себ, - прошептала она, глядя в огонь. – Ночи становятся холоднее. Лето ушло. Что-то со мной…

На поляну выскочил Вилка, волоча по траве здоровенного тетерева. Иефа посмотрела на детеныша, невнятно, но очень гордо ухающего сквозь забитый клюв, и решилась.

- Хочешь ты этого или нет, Себ, нравится тебе это или не очень, - пробормотала она, подсаживаясь к магу, - но тебе придется мне помочь. Ты слышишь, Себ?..

Вилка сунулся было к хозяйке, рассчитывая на похвалу, но что-то почувствовал и не стал приставать, а вместо этого устроился на Иефином плаще, положил перед собой добычу и застыл, глядя в темноту круглыми желтыми глазами. Иефа улыбнулась, глубоко вздохнула, сосредотачиваясь, и закрыла глаза. Песня пришла сразу, как будто все это время была где-то рядом, готовая начаться с прерванной ноты. У Иефы закружилась голова, заныли запястья, сердце затрепыхалось перепуганной птицей, а потом все ушло, исчезло, растворилось в высоком чистом звуке. Из солнечного сплетения в пустоту потянулась белая светящаяся нить, от нее разлетались серебристые сполохи, и пустота впитывала, впитывала, впитывала…

Ты так далек от земли сырой,

Ты так увлек себя злой ездой,

Скрипкой с одной струной,

С этою стороной

Связано все до конца.

Кто ты? Прохожими тропами

Скачешь ли рысью, галопом ли?

Поле тебе соврет,

Будто летишь вперед –

Звезды не видят лица.

Странные скачки,

В спину поет роса:

«А в полнолуние ведьмы холеные

Пляшут над городом,

Пляшут над городом

Твоим…»

Кружась над лесом в переплетении звуков, Иефа знала, что Зверь услышит и придет. Потому что это абсолютно безразлично, каким получился твой Зов: громким, как горный обвал, или беззвучным, как падающий лист. Главное, чтобы Зов был искренним.

Детеныш совомедведя, убаюканный тихим голосом барда, встрепенулся, широко распахнул глаза и встопорщил перья на загривке. За лагерем наблюдал кто-то чужой. Кто-то прятался в темноте и внимательно слушал пение хозяйки. Вилка угрожающе поднял лапокрылья и тихо заклекотал, но чужак не ушел, а двинулся в обход лагеря, стараясь подойти поближе к Иефе. Вилка точно не знал, чего хочет чужак – украсть пищу или напасть на хозяйку. С одной стороны, хозяйка могла за себя постоять, но чутье подсказывало Вилке, что даже если ее сейчас съедят, она не заметит. С другой стороны, если Вилка бросится на защиту хозяйки, пища останется без присмотра, и чужак вполне сможет ее забрать. Совомедведь несколько секунд нерешительно топтался на месте, но чужак подобрался совсем близко, и тревога за хозяйку пересилила.

Иефа очнулась от грозного клекота и хлопанья лапокрыльев. Вилка, не разбирая дороги, ураганом промчался через весь лагерь, основательно оттоптал Иефе ногу, одним прыжком перемахнул через мирно посапывающего мага и вломился в ближайшие кусты, щелкая клювом и взревывая. Иефа попыталась вскочить на ноги, но накатившая слабость намертво пригвоздила ее к земле. Из кустов доносились треск и топот. Иефа вытащила меч из ножен, встала на четвереньки и поползла на звук. Продравшись сквозь заросли черемухи, полуэльфка обнаружила злого встрепанного детеныша, пугающего темноту.

- Вилка, - осторожно позвала Иефа. – Вилка, что случилось?

Совомедведь булькнул что-то в ответ и яростно щелкнул клювом. Иефа прислушалась. Лесная тишина ответила привычными ночными шорохами. Иефа подползла к детенышу, села и погладила встопорщенные перья.