Крылья крепнут в бою - [13]

13 июля 1941 года рано утром я распростился с боевым другом капитаном Полтараком. Он был назначен командиром отдельного отряда в Петергоф. Как только У-2 скрылся за лесом, мы по приказу нового командира отряда заняли места в кабинах самолетов. Ждать долго не пришлось. Часов в восемь по сигналу красной ракеты мы пошли на взлет. Но только начали разбег, как на аэродром посыпались бомбы. Фашистские "юнкерсы"!

Две девятки, они впервые бомбили наш аэродром, и все же мы взлетели и не позволили противнику после сброса бомб встать в круг и методически расстрелять все обнаруженное на земле.

Правда, нам не удалось собраться отрядом, мы атаковали немцев парами или звеньями. Я летел на своем N 13.

Мой ведомый лейтенант Дмитрий Князев держался близко ко мне. Навстречу чуть выше и левее шли четыре Ю-88. Я решил атаковать их с наиболее уязвимой стороны - в лоб, и был немало удивлен тем, что вражеские пилоты не боятся лобовой атаки и сами доворачивают навстречу.

Держа в прицеле ведущего, я шел на сближение, чтоб бить наверняка. Но противник опередил меня, начал стрелять с большей дистанции. Темная дымовая трасса прошла рядом. И вдруг пламя взметнулось у меня перед лицом: снаряды попали в мотор. Я машинально двинул ручку управления вперед. Самолеты противника мелькнули выше меня. На одном было двухкилевое хвостовое оперение. Я поежился, поняв, что ошибся: это был вовсе не "юнкерс", как я предполагал, а штурмовик Ме-110, вооруженный четырьмя двадцатимиллиметровыми пушками и двумя пулеметами. С ним на встречном курсе шутки плохи.

Дорого обошлась мне ошибка.

Мотор моего И-16 заклинило, винт прекратил вращение. Счастье еще, что аэродром был справа под крылом.

Все мое внимание было поглощено посадкой, но "мессершмитт" не отстал. Гитлеровец видел, что я иду на вынужденную, и решил меня добить - это никакого груда ему не составляло. Нужно было левым разворотом вновь выйти мне навстречу и дать прицельную очередь.

Князев своевременно заметил намерение врага и мое крайне тяжелое положение. Он прекратил свою атаку и атаковал наседавшего на меня Ме-110. Увидев, что я уже на аэродроме, Князев погнался добивать "мессера", который на одном моторе заметно отставал от основной группы.

Посадку я произвел на самом краю летного поля, едва перетянув через жилой городок. Весь облитый маслом, я вылез из кабины и, не снимая парашюта, подошел к мотору. Как я не сгорел в воздухе, трудно понять. Три нижних цилиндра и передняя крышка мотора были полностью разбиты. Видимо, в мотор попало несколько снарядов.

Князев в районе Нарвы догнал и добил Ме-110. Пронесся над аэродромом, произвел посадку, лихо подрулил к моему самолету и громко спросил: "Ну что, Василий, не ранен?" Я мотнул головой и сказал только: "Нет".

В каждом боевом вылете летчик накапливает опыт, но вот когда допущенные ошибки едва не стали в жизни последними, они остаются в памяти надолго, если не навсегда.

Когда самолет мой восстановили, ко мне подошел техник Богданов и шепнул: "Товарищ командир, давайте перепишем номер самолета на четырнадцатый". Поняв его предложение, я ответил: "Не надо, смеяться будут над нами. Суеверие же это... Подбили меня правильно - это моя ошибка. Спасибо Князеву, что не дал добить".

Богданов помолчал и сказал:

- Долг платежом красен... Ты же его спас недавно от верной гибели...

...Его слова воскресили в памяти многие вылеты навстречу фашистским бомбардировщикам, прорывающимся к Ленинграду, на штурмовку к Лужскому оборонительному рубежу, где бомбами и реактивными снарядами мы ежедневно уничтожали десятки автомобилей, броневиков и танков врага. Совершали мы и полеты на разведку в тыл врага, вели бои с "мессершмиттами" и "хейнкелями".

11 июля, за два дня до моей роковой ошибки, парой с Дмитрием Князевым полетели мы на разведку фашистских войск, продвигающихся от Пскова на Струги Красные. Зная, что главную опасность представляют "мессеры", я принял решение весь полет выполнить на малой высоте.

С самого начала по нам вели огонь зенитные пулеметы и малокалиберные пушки "эрликоны", установленные на машинах, движущихся в боевых порядках фашистских войск.

В конце концов зенитчикам удалось подбить самолет Князева. Было повреждено управление, лететь Дмитрий мог только по прямой и только на пониженной скорости (при большей скорости самолет валило на крыло). Я пропустил Князева вперед, отстав на необходимую дистанцию. Нетрудно понять, что испытали мы, увидев выше себя четыре "мессершмитта".

В незавидном положении оказался я теперь как прикрывающий. Одному было бы легче. А тут придется отбиваться от четырех, не отходя ни на шаг от боевого друга, который лишен возможности маневрировать.

Гитлеровцы сразу догадались, что с советским истребителем творится что-то неладное. Неспроста он летит только по прямой и в оборонительный круг не становится. С Князева они и начали. Я дал полные обороты мотору и на максимальной скорости начал носиться вправо, влево, вверх, вниз... Отбивал одну атаку за другой. В одной из схваток поймал в прицел самолет врага и из всех четырех "шкасов" полоснул огнем по его мотору и кабине. "Мессер" вспыхнул и упал рядом с колонной своих войск. Это отрезвило остальных, и они стали не так уж наглы и самоуверенны.