Крылья колдуна - [13]

Мама придет за ней однажды. Алиса зажмурилась и представила каждую черточку ее лица: широко расставленные зеленые глаза, светлые и прозрачные, как озерная вода на отмели в солнечный день, тонкий нос с горбинкой, ямочки в уголках губ. Наверное, она будет одета как обычно: в свободные джинсы и белую рубашку, на ногах туфли без каблуков или даже кеды. А может, оденется представительнее, чтобы противная директриса сразу же отпустила Алису с ней.

Раз маму не нашли, она может быть где угодно.

Мир Алисы умел меняться. То, что она видела, трогала, осязала – существовало, и изменить его она уже не могла. А вот остальной мир был для нее точно шляпа фокусника, из которой можно достать белого кролика с розовыми глазами, разноцветную ленту или алую розу. Главное – знать, что хочешь достать.

Яблоневый сад она приметила в первый же день приезда, но специально не ходила к нему несколько дней, представляя то самое дерево. Раздвоенный ствол со стертой белой краской у земли, выгнутые ветки, одна из которых тянется к серой стене. Ветка сучковатая, как бы не подрать о нее колготы, если вздумается забраться наверх.

Придуманная ею яблоня была здесь. Алиса любовно погладила шершавый ствол, удобно сидя в развилке, глянула вверх – туда, где ветка упиралась в стену. Яблоня стала тем якорем, который не давал ей потерять надежду окончательно. Потому что здесь, в пансионе, Алиса изменилась. С ней произошло что-то плохое, но она сама не могла объяснить что.

Привычный сквозняк потек по спине тугой ледяной струей, и Алиса, поежившись, спрыгнула с дерева, обхватила себя руками и пошла прочь из сада.

После яблони она так и не смогла больше ничего создать. И хуже всего то, что образ мамы расплывался. У Алисы осталась ее фотография, но иногда ей казалось, что она смотрит на незнакомого человека. Была ли у мамы родинка над бровью? Нить морщинки на переносице? Перед сном Алиса пыталась представить, как дверь ее комнаты открывается и мама переступает порог, но потом снова и снова просыпалась от кошмаров, в которых черные волны накрывали крохотный хрупкий кораблик.

Она должна была попасть в детский дом, но какой-то благодетель оплатил ее пребывание в пансионе. Наверное, здесь не так уж плохо: ее кормят, дают одежду, соседки по комнате не обижают. Но Алиса была уверена – хуже места нет.

* * *

Здание пансиона стояло буквой «П». Неведомый архитектор попытался украсить унылые серые стены барельефами, но в итоге те выглядели как птичий помет, изгваздавший камни. С краю прямоугольной площади, образованной стенами пансиона, приютился неработающий фонтан. Центральный корпус смотрелся солиднее, чем два крыла, отходящие от него: наверху высился купол, торчали шпили башенок, над центральным арочным входом висели круглые часы. Тиль сверила время – отстают на пятнадцать минут.

Несколько девочек в одинаковых куртках и клетчатых юбках замерли у бокового входа, провожая кабриолет расширенными глазами.

– Рыбный дождь прошел прямо над этой площадью, – сказала Матильда.

– Верно, – подтвердил Ланс. – Как-то здесь тоскливо, не находишь?

Он остановил машину у главного входа и, повернувшись к ученицам, зычно крикнул:

– Привет, девчонки!

В колодце, образованном стенами, его голос прозвучал неожиданно гулко, и девочки, прыснув, убежали в корпус. Матильда собиралась открыть дверку машины, но Ланс задержал ее, взяв за руку. Тиль недоуменно покосилась на его ладонь – неуютно горячую и крепкую.

– Повторим нашу легенду, – сказал он, погладив большим пальцем центр ее ладони. – Тебе семнадцать. Ты сиротка, потерявшая родителей в аварии, последние два года находишься на попечении дяди. Я работал в колледже Святого Руфуса в Теннефите, но там обучаются только мальчики, и я решил, что нам с тобой лучше проводить больше времени, чтобы стать настоящей семьей, сблизиться…

Он наклонился к Матильде, взгляд остановился на ее губах.

– Не слишком близко, дядя, – осадила его Тиль, высвободив ладонь. – Мы проведем здесь неделю. И если не найдем никаких отклонений магического фона, уедем. И будем встречаться только на общих собраниях ковена раз в десять лет.

Она дернула дверную ручку, вышла из машины и осмотрелась. Уныло, пасмурно, воняет рыбой. Тиль попыталась сделать шаг, но каблук сапожка застрял между плитами брусчатки. С усилием выдернув ногу, она проковыляла до крыльца и потянулась к мраморным перилам, как вдруг заметила на них что-то серебристое. Сбоку перил прилипла крохотная чешуйка, на балясинах поблескивали еще несколько. Тиль задумчиво сковырнула одну ногтем, поднесла к глазам.

Ланс догнал ее и, стряхнув чешуйку, крепко сжал ладонь.

– Я ж говорил – обычные караси. И не вырывай руку! – досадливо попросил он. – На нас смотрят. Я насчитал в окнах как минимум десять пар любопытных глаз. Добрый дядя ведет племянницу в новую школу. Подыграй мне.

Матильда упрямо выдернула ладонь.

– А строптивой племяннице здесь уже не нравится, – заявила она. – У них с дядей нет взаимопонимания. Племянница его терпеть не может. Ульрих! – крикнула троллю, который вышел из джипа и теперь растерянно озирался. – Подожди в машине.

Тролль кивнул и снова забрался в салон, а Ланс открыл перед Матильдой тяжелые деревянные двери с бронзовыми ручками, до блеска натертыми множеством ладоней.