Хейке криво улыбнулся.
— Я и сам подумывал об этом. Но мой долг — вернуться домой, на Север. Сёльве должен был унаследовать имение в Норвегии. И его сестра не знает ничего о нем. Я не собираюсь рассказывать ей обо всем, что мне известно, но она, по крайней мере, должна знать, что его уже нет в живых. Мое место теперь — среди моей родни. Имение осталось без хозяина, и оно принадлежит мне по наследству.
— Мы это понимаем, — сказал Милан, — но твоим братьям и сестрам так будет не хватать тебя. Вся деревня будет тосковать о тебе: дети, взрослые и…
— Как тебе удастся одолеть этот долгий путь? — плакала Елена.
— Конечно же, я дам ему коня, — сказал Милан. — Это моя обязанность.
— Я не это имею в виду, — сказала Елена. — Поймут ли его люди? Не отвернутся ли они от него, так и не увидев за его безобразной внешностью прекрасную душу?
— Я уже думал об этом, мама, — с улыбкой ответил Хейке. — Я прекрасно знаю, что я не красавец…
— Этого мало. С первого взгляда ты вообще не похож на человека. Это так несправедливо, это твое несчастье…
— Не беспокойся об этом, мама, — ответил Хейке. — У меня есть могущественный заступник, вы оба знаете об этом.
— Это немного успокаивает… — кивнул Милан, — но, Хейке… Я не хотел говорить об этом раньше, но… возможно, ты способен на многое другое?
Хейке задумчиво посмотрел в пространство.
— Да. Это так. Но я боюсь использовать свои способности.
— Дорогое дитя, — сказала Елена, — я много раз задавалась вопросом… Дело в том, что, когда ты был маленьким, ты часто произносил какие-то заклинания на непонятном мне языке. Со временем ты перестал это делать. Почему ты перестал это делать и что означали эти слова?
— Я ношу в себе эти заклинания, — с улыбкой ответил он, — но теперь они молчат во мне. Честно говоря, — усмехнулся он, — я и сам не знаю, что означают эти слова. Это не тот язык, на котором говорил Сёльве, это совершенно незнакомый мне язык. Я просто говорил это — и все.
— Придет день, и ты поймешь их смысл, — сказал Милан.
— Да, я тоже так думаю. Ведь один из моих предков, которого звали Ульвхедин, тоже произносил эти заклинания, пришедшие неизвестно откуда. И еще их произносила та, которую звали Ханной, — много, много лет назад. Ульвхедин использовал эти заклинания для защиты от злых духов, выходящих из кладбищенской земли в одной далекой стране…
— Это что-то жуткое! — с дрожью произнесла Елена. — Хорошо, что ты не использовал здесь свои способности, Хейке. Соседям бы это не понравилось.
И вот наступил день расставания. Он стал для всех тяжелым испытанием, слов было сказано мало. Все знали, что вряд ли встретятся вновь. Путь, предстоящий Хейке, был долгим. И он намерен был поселиться на Севере. В своем собственном имении с длинным и запутанным названием, которое они не в состоянии были произнести: Гростенсхольм.
Лица у всех были печальными. Вздыхая и грустя, все с благодарностью думали о том, что прожили вместе с Хейке пятнадцать счастливых лет.
И уже поднявшись на холм, Хейке остановился и посмотрел вниз: там, на краю деревни, стоял маленький домик, который он покинул навсегда.
Потом он посмотрел в сторону леса.
На пригорке, как обычно, он увидел высокую фигуру, которая в последние годы часто маячила перед ним. За все это время они не сказали друг другу ни слова. Ведь с призраками невозможно разговаривать.
Но на этот раз Хейке прошептал, обращаясь к «Скитальцу во тьме»:
— Увидимся!
И тот тут же приподнял руку в знак согласия.
Хейке спокойно улыбнулся и поскакал дальше.
Но, выехав из Словении, он потерял правильное направление. В его памяти отложилось, что путь из Вены в Зальцбург идет на запад, на закат солнца.
Но мог ли он, будучи пятилетним мальчиком, сидя в закрытой карете, заметить, что из Зальцбурга они направились на юг? А если и заметил, то вряд ли мог вспомнить об этом, будучи девятнадцатилетним. А в деревне ему не у кого было спросить дорогу.
Эта ошибка стала для Хейке фатальной. Очень скоро он заметил, что стоит ему спросить у кого-то дорогу, как от него тут же отворачиваются и идут прочь.
Поэтому он направился прямо на восток, надеясь добраться таким путем до Вены. Он проехал Загреб и венгерский Сегед, и через месяц изнурительной скачки он выехал на дорогу, ведущую через горный перевал в Зибенбюрген — ту самую дорогу, по которой ехали французы, углубляясь все дальше и дальше на восток.
К началу осени он добрался до холмистой местности, за которой начинался заболоченный лес…
Но к этому времени он был уже не один.