Крыло беркута. Книга 2 - [5]

— Хуш! Не пропадай надолго, представится удобный случай — покажись.

— Спасибо, мой хан, мой султан! Хоть завтра же опять навещу.

«Должно быть, эта тварь нуждается в деньгах, — решил хан. — В таких случаях он наживку хватает без промедления. Суну-ка ему немного…»

— На-ка, возьми пока эту серебряную таньгу.

— Благодарю, мой хан, мой султан! Да ниспошлет всевышний стране твоей — богатство, скоту — плодовитость, а тебе самому… тебе самому…

— Ладно, попридержи язык! И помни: возможно вскоре понадобишься мне.

— Клянусь, мой хан, мой султан, коль прикажешь, сейчас же!..

— Потом, потом! Хуш!

— Хуш, хуш, мой хан, мой султан! Наверно, и ты тут надолго не задержишься? Завтра думаешь добраться до Малого Сарая или переночуешь в пути еще раз?

— Это не твое дело! Иди!

— Ухожу, ухожу, мой хан, мой султан! Я ведь только потому спросил, что в Малом Сарае мне показываться нельзя. Стража меня знает в лицо. Лишаться головы мне покуда не хочется, я еще должен доставить это удовольствие кое-кому познатней. Хуш!

Одноухий исчез так же внезапно, как появился, и спустя некоторое время проскакал в отдалении на коне в направлении, противоположном тому, куда ушел.

Он не заставил долго ждать следующей встречи, появился на ханской стоянке на другой же день, вернее, уже на ночь глядя, когда сгустились сумерки. Охранники преградили ему путь.

— Я к хану по важному делу, — сказал Одноухий решительно.

Сразу его, конечно, не пропустили, нужно было для этого получить разрешение самого хана, но и не прогнали, потому что знали — вчера он разговаривал с ханом с глазу на глаз.

Акназар велел пропустить Одноухого в свой шатер.

— Опять я к тебе, мой хан, мой султан, — сказал Одноухий, изобразив улыбку. — Есть дело.

— Что за дело?

— Большое дело, мой хан, мой султан. Никто, кроме тебя, не должен меня слышать.

— Говори. В шатре, кроме меня, никого нет, — разве не видишь?

— Внутри — нет, но снаружи… Прикажи охранникам отойти подальше.

Желая скорей узнать, с чем пришел Одноухий, хан тут же распорядился, чтобы охранники отдалились от шатра на расстояние, на котором можно улышать только крик.

— Ну, говори!

— Прежде всего, мой хан, мой султан, советую: не вздумай закричать. Я пришел по твою душу…

Будь в шатре посветлей, Одноухий увидел бы, насколько растерялся хан и как менялся цвет его побагровевшего вначале лица, пока оно не стало серым с синюшным отливом. Однако в сумеречном свете, проникавшем сверху, через четырехугольную отдушину шатра, невозможно было уловить перемены не только на лице, но и в позе хана. Он замер, будто мгновенно окаменел.

— Слышишь? Я пришел убить тебя. Но шум поднимать не стоит, давай поговорим тихонечко…

— Кто тебя послал? — еле выдавил из себя Акназар.

Кто послал — не трудно было догадаться. Задал вопрос не ради ответа и даже не ради того, чтобы потянуть время, — просто так, неосмысленно спросил.

— Ты сам должен знать — кто. Он прилично заплатил за твою голову.

— Мерзавец!

— Тихо, мой хан, мой султан, тихо! Я же предупредил! Умрешь — не умрешь, — в любом случае желательно обойтись без шума. Шум тебе не поможет: мои люди попроворней и пожилистей твоих охранников.

— Сколько он тебе дал?

— Порядочно, мой хан, мой султан. Десять таньга золотом.

— Я дам… дам двадцать! Убей его самого!

— Вот это деловой разговор! Для нас обоих будет лучше, коль договоримся тихо-мирно.

— Сегодня же отправь его в тартарары! Сегодня же! Я сейчас… сейчас отсчитаю… Раз, два, три…

Дрожащей рукой Акназар отсчитал двадцать монет, протянул их на раскрытой ладони незваному гостю. И сразу в груди хана разлилось тепло, перестала бить дрожь. Хан вздохнул, испытывая глубокое удовлетворение: стрела смерти, нацеленная в него, была теперь обращена к его врагу.

Однако Одноухий не спешил уходить. В голове у него роились противоречивые мысли. Он размышлял, кто в будущем может оказаться для него более полезным — сидящий перед ним хан или тот ненасытный мурза с кабаньими клыками. Кого из них убить, кого пока оставить?..

Он шевельнулся, собираясь встать.

— Сегодня же! — шепотом напомнил хан. — Сейчас же!..

— Сегодня же, мой хан, мой султан, сейчас же, — тоже шепотом ответил разбойник, поднимаясь.

Он сделал шажок к выходу и вдруг, резко повернувшись, схватил хана за горло. Руки, привычные к убийству, напряглись в железной хватке. Акназар и охнуть не успел, не издал ни звука, лишь сучил ногами.

Одноухий вышел из шатра пятясь, будто бы прощаясь с ханом, и никаких подозрений у охранников не вызвал.

А утром из шатра вынесли труп хана.

3

Одноухий крупно задолжал Ядкару-мурзе. Это был не долг, связанный, скажем, с каким-нибудь обещанием, дело обстояло гораздо серьезней: приняв у мурзы людей, предназначенных для продажи в рабство, знаменитый разбойник должен был пригнать взамен скот, но не пригнал.

Поручив ему, давнему своему знакомцу, доставить живой товар на астраханский рынок, Ядкар-мурза обрел на некоторое время душевное спокойствие. Теперь можно было напомнить хотя бы ближайшим башкирским племенам, что баскак Ядкар-мурза послаблений в своей службе не допускает. Он съездил к минцам, побывал у юрматынцев, взбудоражил несколько табынских родов, мимоездом заглянул к горе Каргаул, к летнему ханскому дворцу. Когда-нибудь (скорей бы!) он сам станет хозяином и дворца, и земель, по которым проехал. Повеселев от этих мыслей, в приподнятом настроении баскак ждал возвращения Одноухого.