Крылатые семена - [138]

— Золото его не спасет, — сказала Салли.

«С тех пор как в нашей стране девяносто восемь лет назад было открыто золото, оно стало одной из основных статей экспорта, — читал дальше Динни. — За это время в Австралии добыто золота на семьсот девяносто пять миллионов фунтов стерлингов, и почти все оно уплыло за океан для укрепления финансов других государств…»

«До последнего кризиса Австралийский государственный банк должен был обеспечивать золотом не менее одной четверти всех имеющихся в обращении денег. Эта сумма была затем уменьшена до пятнадцати процентов, а во время кризиса Австралии пришлось фактически расстаться со всем своим золотым запасом для покрытия внешней задолженности».

— Так вот для чего мы всю жизнь трудились!

Салли смотрела в отворенную дверь, выходившую на задний двор; она видела перед собой бесплодное пространство красной, выжженной солнцем земли, ржавые крыши и потемневшие от времени беленые стены домов. Ряд за рядом теснились они на равнине, а в узких боковых проходах, отравляя воздух зловонием, помещались отхожие места. Да, все колоссальное богатство, добытое на австралийских золотых рудниках, нисколько не изменило жизненных условий рабочих: они по-прежнему ютятся в этих ветхих домишках, не защищенных ни от жары, ни от пыли, лишенных самых примитивных удобств. Гнев душил Салли, когда она думала об этом. Все обещания облегчить населению жизнь «после войны» были забыты совершенно так же, как были они забыты после первой мировой войны.

Салли внимательно прислушивалась к словам Динни и его друзей, когда речь заходила о сложной и запутанной международной обстановке и происках промышленных и финансовых магнатов, угрожавших делу мира. Все чаще и чаще говорили они о долларовом кризисе, о долларовом империализме, о золотом обеспечении валюты. Нетрудно было убедиться в том, что повсюду идет борьба за власть, но гораздо труднее поверить, что капитализм, который борется не на жизнь, а на смерть с движением народов к социализму, сам уже находится при последнем издыхании — а ведь именно это утверждали Стив и Эйли.

Стив и Дафна частенько наведывались по вечерам к Салли и любили, сидя на веранде, поболтать с Динни. Иной раз они приводили с собой Шорти Лея, а иной раз он забегал сам, готовый в любую минуту вступить в спор со стариками.

Эйли была очень занята — то кружок, то собрание, — но и она любила, улучив время, провести вечерок-другой на веранде у Салли, слушая беседы и споры Динни и его друзей. Она приносила с собой штопку или вязанье и молча сидела в сторонке, у лампы.

Под глазами у нее уже залегла тонкая паутина морщинок, а поседевшие волосы серебрились в свете лампы, но в душе ее сохранились нетронутыми высокие идеалы юности, и они освещали ей путь. Неиссякаемая энергия Эйли, ее удивительная выдержка и спокойствие возбуждали зависть Салли. После смерти мужа Эйли продолжала работать совершенно так же, как работала рука об руку с ним. Ничто не могло поколебать ее, заставить изменить своим убеждениям.

Дик вернулся в Калгурли и корчил из себя заправского фронтовика, хотя в действительности он ни на один день не покидал Австралии и ни разу не был в бою.

— Устроился на тепленькое интендантское местечко в Дарвине, — говорила Дафна. — Будьте уверены. Дик не пропадет.

Он так и не зашел повидаться с матерью и не проявлял ни малейшего интереса к родительскому дому.

Салли считала, что Дик — настоящий Иуда и не достоин носить имя ее нежно любимого сына. Эйли тоже была тверда, хотя и печалилась о Дике по-матерински, забывая личные обиды. Но Дик предал ее товарищей, из-за него они лишились работы, и она не могла ему этого простить.

Как удивительны, необъяснимы иные поступки людей, думала Салли как-то вечером, когда все друзья и родственники были в сборе: Стив, Дафна, Шорти и Эйли со своим неизменным рукоделием.

Разговор, как это теперь часто случалось, шел о золоте — золотое обеспечение, повышение цены на золото, роль золота в международных отношениях… Рабочие на приисках жили в постоянном страхе, что цена на золото может упасть. Тогда Калгурли и Боулдер захиреют, тысячи мужчин и женщин потеряют работу, лишатся крова и средств к существованию.

— Читал ты брошюру, изданную Горной палатой? — спросил Динни Сэма Маллета.

— Нет, кажется, не читал.

— Там говорится, что все наши несчастья от того, что «выпущено слишком много денег», — ядовито пояснил Динни. — «И если немедленно не будет найден выход из этого положения, миру грозит финансовая катастрофа, не менее разрушительная, чем взрыв атомной бомбы».

— Здорово! Как ты это понимаешь? — взволнованно спросил Шорти.

— Они до смерти боятся кризиса и краха капиталистической системы, а главное, того, как этим могут воспользоваться рабочие, — сказал Стив.

— А я вот никак не могу понять, — сказал Динни, — зачем мы столько лет подряд экспортировали золото в Америку. Говорят, в форте Нокс сосредоточено больше шестидесяти пяти процентов всего мирового золотого запаса. Соединенные Штаты пользуются этим и своей экономической мощью, чтобы из каждой страны в Европе выкачать все, что только можно.

— А ведь во время войны болото уже не играло такой роли, как прежде, — сказал, по обыкновению неторопливо, Сэм Маллет, тщательно взвешивая слова. — Союзники обменивались товарами — каждый получал то, что ему нужно; они установили, так сказать, систему безналичного международного товарообмена.