Крылатая смерть - [2]

Тогда-то и случилось то, что теперь побуждает меня убить Генри Мура. Этот человек, мой одноклассник и близкий друг в годы моего пребывания в Америке и Африке, вознамерился лишить всяких оснований мои претензии на создание собственной теории, во всеуслышание утверждая, что сэр Норман Слон предвосхитил меня во многих существенных деталях, и что я, скорее всего, обнаружил в доме покойного гораздо больше рукописей, нежели заявил об этом в свое время. Дабы подтвердить это абсурдное обвинение, он предал гласности несколько писем от сэра Нормана, в которых якобы на деле доказывалось, что старый ученый ушел намного дальше меня в исследованиях и, не будь его смерть столь внезапной, вскоре опубликовал бы их результаты. Это, с известным чувством сожаления, я бы еще мог допустить. Но чего я не в силах простить Муру, так это завистливого подозрения, будто бы я выкрал всю теорию целиком из бумаг сэра Нормана. Британское правительство, проявив понятное благоразумие, игнорировало эту гнусную клевету, но все же воздержалось от утверждения меня на пост, наполовину уже обещанный мне, и отказало в дворянстве на том основании, что теория, предложенная, без сомнения, мной, тем не менее не нова.

Вскоре я обнаружил, что моя карьера в Африке начала давать сбои, хотя я и решился возложить на нее все свои надежды, пожертвовав ради этого даже американским гражданством. Явную холодность ко мне проявило и правительство в Момбасе — особенно же люди, знавшие сэра Нормана. Вот я и решил рано или поздно расквитаться с Муром, хотя еще и не знал как. Он явно ревновал к моей ранней славе и воспользовался преимуществом своей давней переписки с сэром Норманом, чтобы свалить меня. И злоба эта исходила от друга, которого я сам же заинтересовал Африкой — и опекал, и поощрял во всех делах, пока он не достиг некоторой известности в качестве специалиста по африканской энтомологии. Впрочем, даже сейчас я не стану отрицать, что он немало сделал в своей области науки. Но ведь это я создал его, он же в ответ уничтожил меня. И вот теперь — да придет мой час! — я уничтожу его.

Когда стало ясно, что в Момбасе мои дела пошли на спад, я приискал себе новое место — в глубинке, в М'гонге, всего лишь в пятидесяти милях от границы с Угандой. Это фактория, занимающаяся торговлей хлопком и слоновой костью, где служат всего восемь белых людей, не считая меня. Проклятая дыра, почти на самом экваторе, подверженная всем видам лихорадки, какие знает человечество. Повсюду ядовитые змеи и насекомые — да еще негры с их болезнями, о каких никто и слыхом не слыхивал в медицинских колледжах за пределами этого края. Но работа моя не из тяжелых, и у меня имеется масса свободного времени для размышлений о том, что же мне сделать с Генри Муром. Забавно, но теперь самое почетное место на моей книжной полке отведено его опусу «Двукрылые Центральной и Южной Африки». Это и в самом деле толковое пособие — им пользуются в Колумбийском, Гарвардском и Висконсинском университетах, — но лично меня больше всего заинтересовали кое-какие специальные его разделы.

На прошлой неделе я столкнулся с явлением, подсказавшим мне способ разделаться с Муром. Торговцы из Уганды привезли с собой одного чернокожего с подозрительной болезнью, природу которой я пока еще не могу определить. Он находится в полусонном состоянии с сильно пониженной температурой, но беспрерывно ворочается в постели, совершая какие-то необычные телодвижения. Другие чернокожие боятся его и утверждают, что он заколдован неким знахарем, но Гобо, наш переводчик, сказал, что его укусило какое-то насекомое. Что это было на самом деле, не могу себе представить, но на руке негра остался небольшой след, как от прокола. Он ярко-красного цвета, с пурпурным кольцом вокруг. Выглядит очень зловеще — неудивительно, что эти парни толкуют о черной магии. Похоже, для них это не новость, притом же они утверждают, что помочь тут ничем нельзя.

Старый Н'Куру из племени галла говорит, что парня укусила дьявольская муха, которая своим ядом день за днем истощает жертву, доводит до смерти, а после завладевает ее душой и личностью, как если бы человек оставался в живых; она летает вокруг, обладая его сознанием, пристрастиями и антипатиями. Легенда более чем странная, но, с другой стороны, я не знаю ни одного насекомого, обладающего свойствами, которые могут достаточно убедительно объяснить настоящий случай. Вколол больному — его зовут Мевана — добрую дозу хинина и взял на пробу кровь, но добился немногого. Вид микроба весьма своеобразен, и я не могу даже отдаленно идентифицировать его. Всего ближе к нему бацилла, которую находят у быков, лошадей и собак, укушенных мухой цеце, но последняя не заражает людей; кроме всего прочего, мы находимся слишком далеко к северу от ареала ее обитания.

Как бы то ни было, главное — отныне я знаю, как покончить с Муром. Если туземцы говорят правду, и в этой глубинной области живут столь опасные насекомые, то уж теперь-то я непременно доживу до той минуты, когда он получит от отправителя, не внушающего ему никаких подозрений, посылку, сопровождаемую массой заверений в полной безвредности содержащегося в ней крылатого груза. Важнее всего убедить Мура отбросить все предосторожности, когда он (а в этом нет сомнений!) захочет изучить неизвестных ему мух — и вот тогда природа сама завершит начатое мной! Думаю, не составит труда наловить насекомых, которых так боятся чернокожие. Сперва посмотрим, что будет с этим Меваной, а там останется только найти посланника смерти.