Крылатая гвардия - [70]
Две бомбы - по 25 и 50 килограммов, - подвешенные под плоскостями самолета-истребителя, существенного влияния на маневр не оказывали, не стесняли его. И сброс бомб мы осуществляли с пикирования.
В моей памяти сохранился один из боевых вылетов того периода. 7 октября уходим на задание четверкой. На всех машинах бомбы ФАБ-50. Сбросив их на цель, выходим из пикирования. В этот момент я вижу прямо перед собой восьмерку "фокке-вульфов" - она держит курс к линии фронта. Сразу же - предупреждение летчикам ведомой группы:
- Внимание! Впереди "фоккеры"! Атакуем снизу.
Так как противник находился выше нас, он, по всей вероятности, не заметил "лавочкиных". Учитывая это, я решил использовать элемент внезапности, и мои боевые друзья поняли командирский замысел. Ведь для них он привычен, опробован не раз.
II вот я сближаюсь с замыкающим группу гитлеровцев. В строю противника не заметно какой-либо нервозности. Подхожу на дистанцию открытия огня. "Терпение, терпение, не торопись", - командую себе. Еще несколько секунд - и я жму на гашетку. Самолет падает в расположении немцев. Еще одним стервятником стало меньше!
Вслед за моим почином последовали трассы огня Валентина Мудрецова и Евгения Карпова. Боевой порядок "фоккеров" нарушился. Четверка, идущая впереди, резко развернулась влево. Бомбы с ее самолетов, словно крупные черные капли, падают на свои же войска. Три оставшиеся "фоккера" сделали то же самое несколько позже.
Наваливаемся на врага еще более решительно, не давая ему опомниться. Высота полета - 1500 метров. Зенитки неприятеля ведут интенсивный обстрел, пытаясь отсечь нашу группу от своих самолетов. Теперь атака на правофлангового! Мой ведомый следует в правом пеленге. Сближаюсь метров на триста - четыреста, преследуемый противник уходит влево. А тот, что летел на левом фланге, развернувшись вправо, открывает по моей машине огонь с дальней дистанции. Дальнейшее сближение опасно, мы с Мудрецовым можем угодить под его очередь. Развернувшись на врага, который ведет огонь, я проскакиваю над ним и оказываюсь на левом фланге.
Тройка "фоккеров" по-прежнему в боевом порядке под названием "клин", правда, с той лишь разницей, что ведомые поменялись местами. Невольно вспомнился боевой порядок нашей истребительной авиации довоенного и начального периода войны. По моему разумению, не так уж он был и плох для оборонительного боя - больше взаимной защиты ведомых...
Пара Карпова прикрывает действия моей пары. Я повторяю атаку. Результат тот же, что и при первой попытке, - точнее, нет никакого результата. Противник опять ушел из-под огня. Решив нанести удар сразу четверкой, чтобы сковать маневр врага, передаю по радио:
- Женя, атакуем одновременно. Бей левого, я - правого!
У Карпова ведомым Мокин - он справа. Мудрецов же после моей команды сразу переходит в левый пеленг.
Исходное положение для атаки принято. Теперь - только вперед, к победе! И в этот момент сзади - сильнейший удар по фюзеляжу моего самолета! Такое ощущение, будто ручку управления кто-то нечаянно рванул, да так мощно, что "лавочкин" подбросило вверх и на крыло.
Мгновенным движением руля вывел машину из крена, положил ее капот на горизонт. Все, кажется, обошлось, но одновременный удар по "фоккерам" сорвался. и пара Карпова не смогла результативно атаковать. Маневр не состоялся - противник незамедлительно этим воспользовался.
Я управляю своим истребителем весьма осторожно. Проводим еще две атаки, но достичь успеха так и не удается. Ведомые "фоккеры" резкими отворотами переходят с одного фланга на другой, ведущий тоже начеку. Бой затягивается. Мы неосмотрительно углубились уже на вражескую территорию. Надо спешить в свою зону: там, быть может, присутствие "лавочкиных" больше необходимо, чем сбитый самолет. К нашей общей радости, над передовой небо чистое.
Наконец время патрулирования истекает. Нам разрешено возвращаться домой.
- Валентин, - прошу ведомого, - посмотри, нет ли на хвосте моего самолета отметины зенитного снаряда?
Мудрецов проходит ниже меня, потом отстает - осматривает правый борт "лавочкина", повторяет все сначала.
- Командир, ничего обнаружить не удалось... - говорит озабоченно ведущий.
После посадки все-таки нашли то, что не так-то просто было увидеть в полете. Бронебойный снаряд прошил фюзеляж, "нашел" там трубчатую тягу руля высоты и перебил ее (по диаметру более чем наполовину).
С плоскости самолета я наклоняюсь в кабину, беру ручку управления и командую механику:
- Козлов, придержи руль высоты так, чтобы он был неподвижным. Только держи крепко, что есть силы!
Небольшим нажимом отклоняю ручку от себя - в направлении приборной доски и раздается металлический хруст... Перемычка в тяге, оставшаяся в месте попадания снаряда, лопается. Движения ручкой становятся свободными, пустыми. Руль высоты, который держал механик, на них не реагирует.
Козлов понял: тяга оборвалась неслучайно. Лицо его стало бледным, он оторопело спрашивает о том, что сам знает не хуже меня:
- Командир, а если бы в полете?
- Вот так, Петя, мы и не возвращаемся с боевых заданий. Война полна нелепых случайностей, - просто, по-житейски успокаиваю я подчиненного.
Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.Для среднего школьного возраста.Издание второе.
В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.
Литературный портрет знаменитого норвежского писателя Юхана Боргена с точки зрения советского писателя.
Перед вами дневники и воспоминания Нины Васильевны Соболевой — представительницы первого поколения советской интеллигенции. Под протокольно-анкетным названием "Год рождение тысяча девятьсот двадцать третий" скрывается огромный пласт жизни миллионов обычных советских людей. Полные радостных надежд довоенные школьные годы в Ленинграде, страшный блокадный год, небольшая передышка от голода и обстрелов в эвакуации и — арест как жены "врага народа". Одиночка в тюрьме НКВД, унижения, издевательства, лагеря — всё это автор и ее муж прошли параллельно, долго ничего не зная друг о друге и встретившись только через два десятка лет.