Крутыми верстами - [110]

Черемных тяжело вздохнул, было видно, о чем-то переживал.

— Договорились? Уверен, жалеть не будешь. Что тебе там искать? Отвык ты от сельской жизни, а в части будешь заслуженным человеком. Много ли таких, чтобы вот так, все три Славы да и…

— Подумаю, товарищ подполковник.

* * *

Приняв склады, Черемных нашел много упущений, требующих немедленного устранения. И он засучил рукава. Были довольны начальники, почувствовали силу подчиненные, но… Черемных хватило ненадолго. Стало сказываться одиночество, непреодолимая тоска. Он почувствовал, как с каждым днем все более и более иссякала воля, как ему становилось все труднее управлять собой. И… если после ухода Анны он пил хотя и много, но от случая к случаю, то теперь без водки не мог представить своего существования. Пил в компании, но больше всего в одиночку, после службы. Часто в сиротливом окне на втором этаже свет не гас до рассвета. И хотя маленький гарнизон находился в глуши, предположения подполковника не сбылись — уйти подальше от глаз ему не удавалось. Вскоре вызвали в округ.

— Так что нам с тобой делать, Александр Акимович? — спросил у Черемных генерал — начальник тыла военного округа.

— Вот именно. Скажи сам, — продолжил мысль начальника тыла командующий артиллерией. — Дальнейшее твое пребывание на столь крупных складах связано с большим риском. Нельзя брать на себя ответственность держать на важном объекте офицера-пьяницу.

— Понял? — поднял голову начальник тыла.

Черемных, напрягаясь, выдавил:

— Да вы… Я ведь…

— Ни вы, ни я! — оборвал его начальник тыла. — Перед тобой поставлен вопрос, и, если у тебя еще сохранилось гражданское мужество, отвечай.

— Прекратишь пьянство? — поднялся артиллерист. — Пойми, мы не имеем права тебе доверять!

— Понимаю… Только с женою у меня…

— Что, жена заставляет пить? — не дав закончить мысль, вмешался начальник тыла. — Вызвали тебя затем, чтобы предупредить в последний раз. Не прекратишь — выгоним с треском.

Возвратясь из округа, Черемных несколько остепенился, но ходил как в воду опущенный, не переставая думать, с чего все началось. И как ни горько было признаваться даже самому себе, вынужден был остановиться на том, что пьянство — это уже последняя стадия падения и что не Анна в нем повинна. «Началось гораздо раньше, с зависти. Она грызла. Хотелось не только иметь то, чем располагали другие, но и превосходить их, быть над ними. Зависть въелась в душу, она и погубила. Из-за нее и Дремова хотел утопить. Но что было, того не вернешь. Так что надо браться за ум. А впрочем, есть ли в этом нужда? Наплевать! Меньше взвода не дадут, дальше Кушки не пошлют!»

Подполковник все еще полагал, что вызов в округ потребовался для того, чтобы постращать. Поэтому своего отношения к службе он не изменил. Вскоре пьянка приняла хронический характер, и Черемных появлялся на службе лишь от случая к случаю. Последовал вторичный вызов. Ему объявили приказ об увольнении из Вооруженных Сил.

Милости от начальства Черемных не ждал, но он не мог допустить того, что финал наступит так неожиданно. Оказавшись у разбитого корыта, он еще продолжительное время находился буквально в шоковом состоянии. Не верилось, что служба кончилась, что отпал всякий спрос и контроль, что больше у него нет ни начальников, ни подчиненных. На душе было пусто. Заливаясь водкой, Черемных дошел до того, что потерял ощущение дня и ночи, а когда наступали минуты пробуждения, то впадал в отчаяние: хватал веревку и уходил в лес.

Встреч с бывшими сослуживцами избегал. Лишь однажды, столкнувшись лицом к лицу со старшиной Ладыгиным, протянул трясущуюся руку.

— Здравствуй, Геннадий!

— Здравия желаю, товарищ подполковник! — живо отозвался Ладыгин, глядя на почерневшего, осунувшегося, давно не бритого человека. — Что-то не видать вас, товарищ подполковник.

— А, — уклончиво крякнул Черемных. — Все намереваюсь уехать, да никак не могу определить, куда направить лыжи. Трудное это дело — менять место службы в моем возрасте. Казалось, вроде все прочно, незыблемо, а вот теперь грызет тоска по семье. Остались под развалинами в Житомире в первые же часы войны, — глядя под ноги и как бы стараясь проглотить что-то застрявшее в горле, неторопливо говорил подполковник.

— А куда вам уезжать? Думаю, лучше всего остаться здесь. Гнездо есть, а согреть его при желании можно. Край здесь раздольный. Для свободного человека любо да мило. Кстати, собираются наши на охоту. Почему бы вам не включиться в команду?

— А что? Пожалуй, можно. Скажи там, пусть запишут.

У старшины, кроме усыновленного мальчишки, бегала озорная, синеглазая девчонка. Ожидался третий. И когда остряки начинали подшучивать по поводу ускоренного роста семейства, тот не смущался. Трясясь в беззвучном хохоте, парировал: «Кины нету, керосина дорогая? Чем еще заниматься?»

На следующий день перед вечером, сидя в полумраке, Черемных услышал стук в дверь.

— А, Генка? Заходи, — отозвался он, открывая дверь.

— Так завтра утром инструктаж. Не передумали?

— С чего бы? Поедем.

На инструктаже обо всем рассказали, а в заключение старшина дал всем участникам предстоящей охоты расписаться в том, что каждый из них правила охоты усвоил и обязуется их неукоснительно исполнять.