Крутые повороты - [5]

И еще одно обстоятельство следует отметить. Только что созданный Наркомат ВМФ, да еще с молодым наркомом во главе, требовал особой осмотрительности в поведении. Я же был неопытен. Казалось бы, по совести и как коммунист я должен был отстаивать интересы флота, но они часто входили в противоречие с интересами других видов Вооруженных Сил. Получался заколдованный круг. Не случайно уже после войны вопросы строительства флота стали для меня роковыми. Я осмелился настаивать (и очень резко) на своих предложениях перед такими могущественными фигурами, как И.В. Сталин, Н.С. Хрущев и Г.К. Жуков. Следовало не идти напролом, а как-то сманеврировать, отступить, затем наступить снова. Однако это было не в моем характере. Высокий руководитель должен не считаться со своими собственными интересами и опасностью быть снятым с поста, если дело касается принципиальных вопросов. Но не будем уклоняться…

Итак, после трехлетнего командования крейсером, командировки в Испанию и командования Тихоокеанским флотом в 1937—1939 годах на мои плечи легла ответственность за подготовку к войне. Наркомат обороны, как пишет Г.К. Жуков, был занят по горло своими сухопутными делами, и даже начальник Генштаба не мог выделить времени, «чтобы познакомиться с флотом». Я был предоставлен в решении оперативных вопросов самому себе. К Сталину попасть было не всегда просто. Никто другой ответ давать не хотел. Но уже летом 1939 года стало очевидно, что «война на носу», и, коль скоро ты нарком, принимай все меры, чтобы она не застала флоты врасплох.

Я хорошо помнил уроки старого царского флота, когда японцы потопили русские корабли на внешнем рейде Порт- Артура, и знал по своим личным наблюдениям в Картахене, в Испании, как может внезапно налететь авиация и причинить вред. В этом я убедился и на Дальнем Востоке, ожидая возможного налета японской авиации на Владивосток в 1938 году.

Кроме того, я знал, что восстановление потерянных кораблей, особенно крупных, в годы войны дело тяжелое, и поэтому без труда убедил всех своих заместителей и руководителей на флотах в необходимости иметь детальные разработки и проводить многочисленные тренировки по повышению готовности флотов в короткое время. В ноябре 1939 года вышла первая основная директива Наркомата на этот счет, которая действовала и уточнялась на практике вплоть до рокового рассвета 22 июня 1941 года.

Сколько учений было проведено на флотах! Сколько выводов сделано в предвоенный период! Зная обстановку на границе, я в канун войны, в субботу 21 июня, не выходил из кабинета, ожидая указаний от правительства или из Наркомата обороны, но они не поступали. Однако это не снимало с меня ответственности за судьбу флотов. Вечером 21 июня, около 18 часов, я переговорил по телефону ВЧ с комфлотами. Отдавать приказания об отражении нападения я еще не мог, но убедиться, что они все на месте, что флоты находятся в повышенной боевой готовности, я имел возможность, считал это своим долгом и делал это. Последний разговор был с военно-морским атташе в Германии М.А. Воронцовым. Вывод напрашивался один: нужно ожидать нападения, а вызова в Кремль или в НКО пока нет. Он последовал около 23 часов от наркома обороны. «Возможно нападение немцев», — передал С.К. Тимошенко. А сколько осталось времени до этого нападения, никто не мог сказать[18].

Бывший заместитель начальника Главного морского штаба контр-адмирал В.А. Алафузов по моему приказу тут же бежит в наркомат и посылает срочную телеграмму, но уже без всяких условностей, о боевой готовности № 1, к чему мы готовились несколько лет. Но мне и этого казалось мало. Особенно для Балтики. Ведь она граничит с Германией. Придя в кабинет, звоню в Таллин. Комфлот В.Ф. Трибуц на проводе: «Телеграмма послана, не ждите ее, приводите флот в готовность № 1». Это было в 23 ч 30 мин, а в 23 ч 32 мин, как записано в журнале боевых действий флота, «объявлена фактическая боевая готовность № 1»…[19]

Таким образом, допущенные промахи политического руководства по части повышения готовности всех Вооруженных Сил не повлияли отрицательно на флот, а были в значительной степени исправлены. Флоты не потеряли ни одного корабля в первый день войны, хотя враг стремился нанести нам удары по базам в Севастополе, Кронштадте, Полярном, Измаиле и др.

Телеграммы и донесения с флотов к вечеру 22 июня уже показывали, что внезапного нападения противнику, как он хотел, совершить не удалось. Но борьба с сильным врагом была еще впереди. Я ожидал больших трудностей, хотя и не думал, что нам доведется пережить неудачное начало и, как следствие этого, тяжелый период войны — до начала 1943 года. Уже через неделю-две выяснилось, что перед личным составом флотов стоит задача не только воевать на море, но и, исходя из единой стратегии, повернуться лицом к берегу, а когда нужно, то и сойти на него с кораблей, чтобы оборонять свои базы, приморские города и побережья с суши.

Военно-Морской Флот выдержал испытание и до конца выполнил свой долг перед Родиной, но это в первую очередь следует отнести к отваге и храбрости личного состава, воспитанного Родиной в духе патриотизма. Ни один из приморских городов не был оккупирован с моря. Либава, Таллин, Одесса, Севастополь, Ханко, Ленинград — вот знаменательные вехи борьбы с врагом. Флотам, оперативно подчиненным сухопутному командованию, вопреки ожиданиям приходилось налаживать тесное взаимодействие. Здесь было много трудностей. До войны этот вопрос не был полностью разработан, ибо не собирались в такой степени привлекать моряков на суше. Но разбираться в ходе войны было уже поздно, и мы стремились согласовывать все вопросы на ходу, не придавая первостепенного значения тому, кто кому будет подчинен, лишь бы бить врага. И «морская душа» в полосатой тельняшке оказала немалую помощь не только при обороне баз, но и в Ленинграде, Сталинграде, под Москвой и даже на Карельском фронте.