Крутые повороты - [32]
Мой собеседник задумался.
— Да, — сказал он. — Недавно я сам попал в ситуацию… До сих пор никак не приду в себя.
И вот что он рассказал. Передаю слово в слово.
Новый год договорились встречать у меня: Сергей с женой, Павел с женой и мы с Кириллом, два холостяка. Во-первых, живу я в центре города, очень удобно добираться; во-вторых, японская стереосистема с тремя тумбами; а в-третьих, с холостяка какой спрос? Что запасено в холодильнике, то и мечи на стол. Ни хлопот, ни возни… Тем паче когда тебе под сорок, наедаться вредно. У одного — гастрит, у другого — холецистит, а у наших дорогих женщин — фигуры.
Но тридцать первого декабря подошел ко мне Степан Степанович, заведующий сектором, и спрашивает:
— Виктор Андреевич, где Новый год встречаешь?
Обычный вежливый вопрос, я и значения не придал.
— У меня, — говорю. — Холостые дома нынче в моде, Степан Степанович.
— Кто же собирается?
— Все наши, из сектора. Сергей и Павел с женами, да мы с Кириллом, великолепная шестерка.
— Ну что ж, говорит, не так хороша компания, как хорошо подобрана. А меня возьмете?
— Вас?
Вероятно, лицо у меня вытянулось от изумления. Уж чего-чего я не ожидал, так это желания Степана Степановича слиться с нами в экстазе.
Он пришел к нам в сектор год назад, после смерти старика, и с первых же недель обнаружилось: новый зав совершенно чужой, далекий нам человек. Стереотип, как говорится, совершенно иной.
Кажется, раньше всех это заметил наш неугомонный бунтарь и заводила Кирилл. «Понимаете, ребята, сказал он, — мы друг другу за две минуты растолкуем теорию относительности Эйнштейна. А вот Степану, боюсь, и за два часа я не объясню, какая сегодня на дворе погода».
И это очень верно.
Хотя дело, пожалуй, не в том, что Степан Степанович знает много меньше нашего. Тут я судить не берусь. Скорее, у него иная шкала ценностей. Критерии иные. Ведь чаще всего мы тратим слова и время, доказывая друг другу не очередную теорию относительности, а постулаты детского стишка В. Маяковского «Что такое хорошо и что такое плохо?». И если понимание этих постулатов у людей одинаковое, то договорятся они легко, за две минуты. А если разное — то и всей жизни может не хватить, так и умрут, не договорившись.
В нашем секторе исстари повелось, что самые разнообразные вопросы общественной жизни старались мы решать не замкнутой келейно, а сообща, на людях: кому сегодня читать шефскую лекцию, кому в дружинниках дежурить или ехать на овощную базу. А уж если договориться никак не удавалось, у всех, как назло, именно на сегодня запланированы были самые срочные и неотложные дела, оставалось одно-единственное: смеясь, выстраивались мы в кружок, и Кирилл заводил детскую считалку: «Эники-беники ели вареники… Выходи, тебе водить». И почему-то в любой затруднительной ситуации, когда слишком серьезный подход, а тем паче приказ и принуждение могли бы вызвать обиду и взаимное раздражение, шуточная эта игра, наоборот, разряжала обстановку.
Покойный старик прекрасно это понимал и к нашей затее относился вполне миролюбиво. Сам при сем не раз присутствовал и громче всех смеялся. Знал, очевидно: игра, шутка не умаляют даже самого серьезного мероприятия. Чаще наоборот.
А Степан Степанович… Как узнал он про эти «Эники-беники» — ох, что тут было! Сказал:
— Ребячество какое! Надо работать, а не в игрушечки играть. Это ваш гражданский долг.
— А мы долг свой выполняем играючи! — с вызовом ответил ему Кирилл.
Все засмеялись, а Степан Степанович посмотрел на него и тихо, вполне доброжелательно спросил:
— Можно дать тебе один совет?
— Буду благодарен.
— Не рассчитывай, пожалуйста, на мое чувство юмора. Хорошо?
— Хорошо. Спасибо, что предупредили.
— Вот и ладненько…
И с тех пор, если какое мероприятие, Степан Степанович вызывает к себе профсоюзного групорга, они долго сидят запершись, а потом шеф объявляет нам их окончательное решение.
И хотя мы по-прежнему понимаем всю необходимость и важность предстоящего дела, у каждого теперь обнаруживается еще больше поводов и неотложных причин, чтобы от мероприятия этого уйти и уклониться.
Наш философ Сергей спросил Кирилла:
— Небось собираешься продолжить диалог с начальством?
— А как ты угадал? — удивился Кирилл.
— Слушай, Кира, — сказал Сергей, — давай, старичок, договоримся. Если у тебя какие вопросы, ты мне их сперва задай. А к начальству не приставай с глупостями.
— Есть вопрос, — сказал Кирилл. — Откуда ты такой мудрый?
— А оттуда, что тебя, дурака, всю жизнь очень люблю, — сказал Сергей. — Сколько лет мы вместе? Десять — школа, пять — институт, и здесь, в секторе, уже шестой годик… Скоро серебряную праздновать.
Вот так мы и жили. Неугомонный Кирилл все в бой рвался: Сергей философствовал, а я был на подхвате. И только наш Павел по обыкновению молчал и добродушно улыбался. Он слыл в секторе самым крупным молчальником, эталоном молчальника. Если вдруг произносил, поежившись, «что-то холодно», Сергей изумленно смотрел на него и спрашивал Кирилла или меня: «Слушай, а чего это старичок наш сегодня так разговорился?»
Но именно над Павлом, тихоней из тихонь, и разразилась у нас в секторе первая настоящая гроза. До этого все цветочки были. А тут наш Степан Степанович по-настоящему показал зубы.
Александр Борин, известный журналист и обозреватель «Литературной газеты», рассказывает о своей юности, о людях, с которыми сводила его судьба. С кем-то из них отношения ограничивались простым знакомством, с другими устанавливалась долгая дружба. Среди них писатели Александр Бек, Константин Симонов, Илья Зверев, Леонид Лиходеев, Камил Икрамов, летчик-испытатель Марк Галлай, историк Натан Эйдельман, хирург Гавриил Илизаров, внук великого писателя Андрей Достоевский и многие другие.В газету А. Борин писал статьи по вопросам права, однако некоторые из них так и не увидели свет.
Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.
«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.
Когда Манфред Лундберг вошел в аудиторию, ему оставалось жить не более двадцати минут. А много ли успеешь сделать, если всего двадцать минут отделяют тебя от вечности? Впрочем, это зависит от целого ряда обстоятельств. Немалую роль здесь могут сыграть темперамент и целеустремленность. Но самое главное — это знать, что тебя ожидает. Манфред Лундберг ничего не знал о том, что его ожидает. Мы тоже не знали. Поэтому эти последние двадцать минут жизни Манфреда Лундберга оказались весьма обычными и, я бы даже сказал, заурядными.
Эта повесть о дружбе и счастье, о юношеских мечтах и грезах, о верности и готовности прийти на помощь, если товарищ в беде. Автор ее — писатель Я. А. Ершов — уже знаком юным читателям по ранее вышедшим в издательстве «Московский рабочий» повестям «Ее называли Ласточкой» и «Найден на поле боя». Новая повесть посвящена московским подросткам, их становлению, выбору верных путей в жизни. Действие ее происходит в наши дни. Герои повести — учащиеся восьмых-девятых классов, учителя, рабочие московских предприятий.
Июнь 1957 года. В одном из штатов американского Юга молодой чернокожий фермер Такер Калибан неожиданно для всех убивает свою лошадь, посыпает солью свои поля, сжигает дом и с женой и детьми устремляется на север страны. Его поступок становится причиной массового исхода всего чернокожего населения штата. Внезапно из-за одного человека рушится целый миропорядок.«Другой барабанщик», впервые изданный в 1962 году, спустя несколько десятилетий после публикации возвышается, как уникальный триумф сатиры и духа борьбы.
Макар Мазай прошел удивительный путь — от полуграмотного батрачонка до знаменитого на весь мир сталевара, героя, которым гордилась страна. Осенью 1941 года гитлеровцы оккупировали Мариуполь. Захватив сталевара в плен, фашисты обещали ему все: славу, власть, деньги. Он предпочел смерть измене Родине. О жизни и гибели коммуниста Мазая рассказывает эта повесть.