Крутые повороты - [25]

В Бехтеревой уживаются как бы три разных человека: Бехтерева-врач, Бехтерева-ученый и Бехтерева-директор. Не думаю, чтобы такой «союз» протекал всегда мирно, без внутренних конфликтов. Как-то я прямо спросил об этом Наталью Петровну.

Она посмотрела на меня с улыбкой.

— А что вы думаете? — сказала. — Врача часто мне приходится оберегать от ученого, а ученого — от директора.

Память

Врачи нередко сталкиваются с такой ситуацией: больной вылечен, хорошо подействовали лекарства или удален пораженный орган, но проходит время, и симптомы опять возвращаются. Болезни уже нет, а симптомы сохранены. Отчего это?

Бехтерева стала думать. Постепенно была ею выработана теория устойчивых патологических состояний. Вот в двух словах ее суть. Почему в здоровом организме поддерживаются нормальное кровяное давление, нормальный пульс, дыхание? Потому, что в нашем мозгу существует особая матрица памяти, которая помнит, в каких параметрах должен работать организм, чтобы сохранялось равновесие всех его частей. Но заболел человек. Равновесие это нарушилось. Изыскивая возможности выжить, мозг наш уравновешивает теперь все системы организма, ориентируясь главным образом на больной орган. Проходит время. Болезнь побеждена. Но вместо матрицы здоровья в мозгу все еще сохраняется матрица болезни. Ее надо постепенно расшатать. Заставить наш мозг забыть состояние болезни и вспомнить прежнее состояние здоровья.

Опираясь на эту теорию, талантливые ученики и сотрудники Бехтеревой Д. К. Камбарова, В. М. Смирнов и другие — уже лечат сегодня особенно тяжелых больных.

Но первое время Наталье Петровне все казалось, что подобная концепция уже кем-то и когда-то высказывалась. Это не давало ей покоя. Она изложила на бумаге основные положения теории и, ничего не объясняя сотрудникам, попросила их найти, откуда она это взяла. Перерыв горы литературы, они ничего не нашли. Тогда Бехтерева успокоилась. Обнаружить, что все это открыто до нее, было бы тягостно.

Изучение проблемы памяти — в самом широком аспекте — стало постепенно одним из главных направлений Института экспериментальной медицины…

Занимаясь проблемами памяти, сама Бехтерева не любит вспоминать собственную судьбу. А судьба ее богата разными событиями. Внучка знаменитого Бехтерева. В двенадцать лет осталась без родителей, воспитывалась в детском доме. Училась петь, подавала большие надежды и чуть было не стала профессиональной певицей.

Но говорить об этом Бехтерева категорически отказывается.

Почему?

Я долго не мог понять.

А однажды во время очередной аттестации сотрудников услышал, как она кому-то сказала: «Вы прекрасно рассказали нам о том, что делали за отчетный период. А теперь расскажите-ка, пожалуйста, что вы сделали».

И я подумал: видимо, Бехтеревой, как многим честолюбивым людям, интересно не то, что она в жизни делала, а то, что в итоге сделала.

На той же аттестационной комиссии один сотрудник, мне показалось, заслужил безусловную похвалу и поддержку директора. Не жалея ни сил, ни времени, с железным терпением и упорством ставил он на животных опыт за опытом, пока не подтвердил достоверность ранее полученного факта.

Но Бехтерева, узнав об этом, сильно огорчилась. «Я очень боюсь за вас, — сказала она. — Достоверность — прекрасно, конечно. Это основа основ. Но желание бесконечно подтверждать однажды полученный факт может иногда все погубить. Ставя опыт за опытом, вы ведь отдыхали мыслью. А мысль никогда нельзя тормозить, очень опасно! Вы дальше идите. И не бойтесь до готового еще результата выйти на люди с интересной гипотезой. Я знала ученых, которые всю жизнь медлили, ждали чего-то, но так ничего и не дождались».

Впрочем, Наталья Петровна рассказала мне как-то об одной очень умной, славной девушке, которая, пережив внутреннюю борьбу, сама подала заявление об уходе из института.

— А в чем дело? — спросил я.

— Нетерпеливая очень, — объяснила Бехтерева. — Сегодня же ей надо увидеть плоды своих рук. Не умеет ждать. Хочет идти в хирургию. Там сделал операцию и заметен результат. А ученый обязан уметь ждать. Хоть всю жизнь… И даже дольше…

«Я тоже женщина…»

В кабинете Бехтеревой стоит большой круглый стол. Иной раз во время беседы директора с сотрудниками появляется секретарь Екатерина Константиновна, включает электрический самовар, приносит печенье, конфеты.

Одна сотрудница института рассказала мне: «Вот придет Наталья Петровна в отдел. Пройдет по комнатам, поздоровается. И каким-то образом ухитряется угадать, что вам сегодня не мил весь белый свет. Сочувствовать она не будет, не станет говорить добрых слов. Может только сказать: «Пойдем чайку попьем». И все. Остальное произойдет само собой. Или будет разговор. Или его не будет. Но уйдешь от нее умиротворенной».

Что это? Только природная деликатность? Милый тон? Симпатичная традиция?

А может, еще и вполне продуманное, сознательное использование администратором своих чисто человеческих, эмоциональных возможностей?

Как-то в кабинете Бехтеревой разбирался один служебный конфликт. Сотрудник прочел поданную на него докладную и возмутился (правда, вполголоса): «Это ложь и клевета. Терпеть не могу несправедливости». «А кто ее любит? — спокойно спросила Бехтерева. — Встретите человека, который любит несправедливость, — сразу же ведите за руку ко мне в кабинет». Наступило молчание. «Зачем она вам это написала?» — вздохнул сотрудник. «Не знаю, — ответила Бехтерева. — Я ее не просила. Пойдите и скажите ей». «Я бы ей все сказал, — угрожающе пообещал сотрудник. — Но не могу — женщина!» Бехтерева очаровательно улыбнулась. «Я тоже женщина, — сказала она. — И хочу, чтобы дело не страдало и оба вы не расстраивались. Очень хочу. Помогите мне».