Крутой парень - [73]

Вагин молчал.

— А потом появился ты, — сказала Лика. — И я увидела — вот оно, счастье! И я поняла — надо начинать все сначала. Увидела и поняла. Но не смогла. Я уже не могу по-другому, понимаешь?! Я не могу по-другому.

…Лика сидит за столиком в ресторане. Она в легком открытом платье.

Смеется. Рядом привлекательный мужчина. По виду не наш, не советский. Обнимает ее, наливает вина.

— Я не могу по-другому…

…Полутемная комната, большая кровать. Голая Лика. Голый иностранец. Стискивают друг друга в объятиях, катаются по кровати сладострастно, яростно стонут. Тела влажные, блестят…

— Я не могу по-другому…

…Лика перетягивает руку повыше локтя резиновым жгутом, правой рукой вводит иглу в вену, отбрасывает шприц, снимает жгут, озирается, веселея. Вокруг — женщины, мужчины, сидят, лежат, курят, пьют; несколько человек застыли на полу, не шевелятся, глаза закрыты…

— Я не могу по-другому.

…Деревянный барьерчик, за ним скамья подсудимых, на скамье Локотов, по бокам два равнодушных милиционера.

— Ваше последнее слово, подсудимый Локотов, — говорит судья, румяная женщина с шестимесячной завивкой. Крепдешиновая блузка. Бантики. Рюшечки. Кружавчики…

Локотов встает, молчит, смотрит в зал, на Лику. И Лика смотрит на него, глаза без слез, сухие губы шевелятся беззвучно. Зал неистовствует в восторге:

«Даешь! Даешь!..»

— Я не могу по-другому.

…Сотрудник милиции Ходов срывает у лежащей Лики приклеенные усы, поднимает в недоумении глаза на Птицу, говорит растерянно:

— Да это же…

Пуля пробивает ему лоб, и разрывается ткань над переносьем, крошится кость, взбухает и лопается между глаз кровавый пузырь. Ходов падает навзничь, вздрагивает, молотит ногой по полу…

— Я хочу по-другому! — кричит Лика в трубку, стучит кулачком по колену. — Я хочу по-другому!

— Я хочу по-другому, — тихо вторил ей Вагин. — Я хочу по-другому…

— Я люблю тебя, — прошептала Лика, тряхнула головой, волосы упали на лоб, закрыли лицо.

— Господи, зачем ты послал мне ее? — сказал Вагин. — Я потерял веру. Я обрел сомнения. Я всегда думал, что все делаю правильно. А теперь не знаю. Теперь я ничего не знаю. Я потерял силу.

— Я люблю тебя, — шептала Лика. — Я люблю тебя…

— Я ничего не понимаю, — говорил Вагин. — И не хочу ничего понимать. И мне хорошо от этого. И радостно от этого. Как никогда. Я потерял силу. Я обрел силу.

— Это так, — шептала Лика. — Это так.

Вагин обессиленно опустился на кровать, трубку от уха не отнимал, закрыл глаза, оглаживал пластмассу пальцами, нежно, бережно, как беззащитного маленького зверька, как котенка, как бельчонка, как цыпленка, как зайчонка… Лицо теплое, мягкое, разгладилось, на губах улыбка, непривычная, печальная, не его, легкое движение, и упорхнет, исчезнет.

Тихо!

Ти-хо!!

Не будите спящего милиционера!

Гудки, гудки. Холодными змейками вползают в ухо. Короткие и бесконечные. Болезненные. Нервные. Вагин открыл глаза, нахмурился, приподнялся, трубка упала с плеча. Гудки ослабли, поистончились. Вагин улыбнулся. Нажал на рычажки и тотчас, не опуская трубку, набрал номер. Ждал. Покачал головой, нажал на рычажки, опять набрал номер — другой.

— Здравствуй, — сказал, — Лика, Лика…

— Добрый день, — сказала Лика. — Я знаю, что ты только что проснулся, и знаю, какой сон ты видел…

— Я видел снег, много-много снега. Арктика или Антарктида. Торосы. Белые медведи. Синее небо…

— А потом ты взошел на ледяной гребень и увидел растущую посреди снега пальму, а на пальме желтели бананы, ты срывал бананы и поедал, умирая от наслаждения…

— Да, так, — подтвердил Вагин. — Откуда ты знаешь?

— Я была рядом. Я всегда рядом.

— Я хочу видеть тебя, — сказал Вагин.

— И я хочу видеть тебя, — сказала Лика.

— Сейчас, — сказал Вагин.

— Вечером, мой милый. Вечером. Я же на работе. Скоро показ новой коллекции моделей. Много эскизов. Модельеры стоят за спиной. Надо срисовать, раскрасить. Я очень люблю раскрашивать. Я же рассказывала тебе. Поэтому я здесь и работаю. Белый, синий, охра, кобальт…

— Сейчас, — сказал Вагин.

— Вечером, — сказала Лика. — Я буду ждать.

Она положила трубку.

— Сейчас, — сказал Вагин.

Сорвался с постели, рванулся в ванную. Душ. Тугой. Колкий. Кофе. Сигарета. И он готов.

— Сейчас, — сказал Вагин.

Кинул в сумку свитер, нечитанные газеты, поднял с пола автомат, повертел его в руках, усмехнулся чему-то и тоже отправил в сумку вслед за свитером.

Стремительно скатился по лестнице. Впрыгнул в машину. Помчался. Начало дня. Мостовые забиты автомобилями. Вагин, не стесняясь, гнал по тротуарам, с ходу прошивал проходные дворы, вылетал на встречную полосу, приветственно помахивая ручкой парализованным от такой наглости «гаишникам».

Возле Дома моды поехал тише. Успокаивался. Приближаясь, выискивал глазами окна мастерской, где работала Лика. Перевел взгляд на мостовую, а потом на тротуар, прикидывая, где бы припарковаться, и неожиданно навалился на тормоза. На противоположной от Дома моды стороне улицы, у закрытого газетного киоска он увидел Лику, а рядом с ней Птицу.

Вагин тихонько подъехал к тротуару, остановился. Откинулся на спинку сиденья, покачал головой, зажмурившись, помассировал виски, вздохнул глубоко…