Крутой детектив США. Выпуск 15 - [58]

— Конечно. Я осмотрел весь двор. А в чем дело?

— Просто мысль. Если бы я собирался спрятать револьвер, а перед этим начитался Эдгара По, то пометил бы место крестиком, чтобы никому не пришло в голову начать там раскопки.

Я сказал:

— Не совсем улавливаю. Во всяком случае револьвер он там не зарывал. Могилку давно не тревожили. И вообще, советую тебе выкинуть Медли из головы.

— Может, ты и прав. Скажи, хватило бы у него сил перетащить труп? Ну, к примеру, из дома во двор?

— Думаю, да. Однако, если бы он решил его перетаскивать, то отнес бы не во двор, а в машину, потом увез бы подальше и выбросил где-нибудь возле железной дороги или в другом пустынном месте. Чего ради он потащил бы его к себе во двор?

Фрэнк не ответил, и мы не произнесли больше ни слова, пока не расплатились и не вышли на улицу. Мы всегда чередуемся, кому вести машину. Сейчас была моя очередь. Поэтому я спросил:

— Куда, Фрэнк?

— Ист-Берк-стрит, сорок четыре. Не уверен, там ли жил Стиффлер последнее время, но это адрес семьи на момент, когда произошел несчастный случай.

— Узнал у кэпа?

— Нет, адрес был в газетах.

— Боже мой, Фрэнк, — удивился я, — не хочешь ли ты сказать, что две недели назад прочел заметку об этой аварии и до сих пор помнишь улицу и номер дома?

— Нет, Рыжик, на такие подвиги я не способен. А адрес дома запомнил по другой причине. Чуть больше года назад, ещё до того, как мы начали работать одной командой, я расследовал дело о поножовщине. Та грязная история случилась на Ист-Берк-стрит. Когда я прочел сообщение о Стиффлере, то обратил внимание на адрес — он жил как раз напротив знакомого мне дома.

Скажу честно, Фрэнк — толковый парень, соображает и, когда надо, действует решительно. Он никогда не приписывает себе чужих заслуг, не хвалится тем, чего сам не делал. Может, только иногда, шутки ради. Мы с ним почти никогда не спорим.

До Ист-Берк-стрит я долетел за восемь минут.

Район захудалый, и хотя сказать, что это трущобы, пока нельзя, стремительно приближается к этому уровню. Дом сорок четыре был трехэтажным. На первом этаже размещалась небольшая бакалейная лавка. Находившийся рядом парадный вход вёл в квартиры второго и третьего этажей.

В грязном, тускло освещенном вестибюле я насчитал около дюжины ящиков. На некоторых были карточки с фамилиями жильцов. На ящике с номером шесть было написано: «Стиффлер».

Мы поднялись по лестнице и остановились перед дверью квартиры.

Ответа на стук не последовало. Если Фрэнк не ошибался, квартира должна быть пуста. Подумать только, всего две недели назад за этой дверью жила семья из пяти человек — четверо из которых сегодня покойники!

А может, и все пятеро, если Курт тоже сыграл в ящик. Трудно поверить, что людям может так не везти!

— Сколько лет было Курту Стиффлеру, Фрэнк? — спросил я. — Если ты, конечно, помнишь, что было написано в газете.

— Отлично помню, — ответил он. — На год младше меня. Значит, он был твоим ровесником.

Мой ровесник — тридцать три года. Возьмет и сыграет судьба шутку с человеком, и вот он уже на небе — машет крылышками.

— Почему бы, — сказал я, — не попробовать другие двери? Выясним, живет он здесь по-прежнему или нет. Он мог и не снять свою фамилию с почтового ящика, если переехал.

Фрэнк кивнул и постучал в дверь справа. На этот раз нам открыли. Мы увидели толстую мексиканку в наброшенной на плечи серой шали. Она подозрительно посмотрела на нас.

— Добрый день, мэм, — сняв шляпу, сказал по-испански Фрэнк. — Мы ищем сеньора Стиффлера и хотели бы…

До этого момента я понимал Фрэнка, но дальше испанская речь была выше моего разумения, за исключением некоторых наиболее употребительных слов. В общем, в разговоре я не участвовал, что было, пожалуй, к лучшему. Женщина, вероятно, говорила по-английски, возможно, даже совсем неплохо, и всё же, как показывал опыт, разговаривая с мексиканцами на родном языке, можно добиться более осязаемых результатов.

Они говорили минут десять, не меньше. Сначала её голос звучал угрюмо, она отвечала коротко и неохотно, но постепенно в нем стали проскальзывать дружелюбные интонации. Что-что, а с пожилыми женщинами Фрэнк общаться умеет. У меня лучше получается с молодыми.

«Тысяча извинений», — услышал я наконец от Фрэнка (тоже по-испански) и «Не стоит благодарности», — от мексиканки. На этом разговор закончился, и дверь захлопнулась.

— Ну и как? — поинтересовался я. — Удалось что-нибудь узнать у старухи?

Мы отошли от двери.

— Он до сих пор живет или жил здесь, — сказал Фрэнк. — Последний раз она видела его мельком вчера утром.

— Ей потребовалось десять минут, чтобы тебе об этом рассказать?

— В остальном разговор шел о Стиффлерах и несчастном случае. Не думаю, что эти сведения представляют интерес, но точнее скажу, когда опознаем труп.

— Вот-вот! — воскликнул я. — Когда опознаем. Старуха знала его, почему бы ей не прокатиться с нами и не взглянуть на покойника?

— Потому что после разговора с ней у меня появилась идея поинтересней. Человек, который был к нему ближе всех, — отец Трент из церкви Святого Мэтью. Уверен, он знает о Стиффлере больше других. А кроме того, я сам с ним немного знаком. Пусть лучше он опознает убитого.