Крутое пике. Америка и новый экономический порядок после глобального кризиса - [2]

До кризиса Соединенные Штаты и мир в целом сталкивались с множеством самых разных проблем, не последней из которых была и необходимость адаптации к меняющемуся климату. Высокие темпы глобализации привели к быстрым изменениям в структуре экономики, в том числе к появлению более широких возможностей по копированию одними странами удачных приемов и подходов, применяемых другими. Возникшие вызовы останутся, причем в более масштабном виде, и после кризиса, хотя ресурсы, которыми мы сможем распоряжаться, чтобы справиться с ними, значительно сократятся.

Кризис, я надеюсь, приведет к изменениям и в области политики, и в сфере идей. Если мы примем правильные решения, причем целесообразные не только с политической, но и с социальной точки зрения, то сможем сделать менее вероятным наступление следующего кризиса и, возможно, даже ускорить внедрение реальных инноваций, которые будут способствовать улучшению жизни людей во всем мире. Если же принятые нами решения будут неправильными, мы получим еще более разделенное общество и экономику, еще более уязвимую перед очередным кризисом и менее оснащенную для того, чтобы справиться с вызовами двадцать первого века. Одна из целей этой книги — помочь нам самим лучше понять, каким в итоге окажется посткризисный мировой порядок и как то, что мы делаем сегодня, будет способствовать его формированию, в лучшем или в худшем виде являются саморегулирующимися и что мы можем рассчитывать на то, что все будет работать хорошо только благодаря поведению участников рынка, руководствующихся собственными интересами.

Сторонники идеи рыночного фундаментализма предлагают собственное толкование происходящего. Некоторые из них утверждают, что наша экономика пострадала из-за «несчастного случая», а такие случаи, мол, в жизни иногда происходят. Никто ведь не станет предполагать, что мы перестанем ездить на автомобилях только потому, что с ними порой случаются аварии. Те, кто придерживаются этой позиции, хотят, чтобы мы вернулись в такой мир, каким он был до 2008 года, и сделали это как можно быстрее.

Банкиры не совершили ничего плохого, заявляют эти люди². Дайте банкам деньги, которые они просят, немного отрегулируйте правила, прочитайте несколько суровых нотаций регуляторам, чтобы они не допускали повторения в будущем случаев вроде того мошенничества, к которому прибегнул Берни Мэдофф, добавьте в учебные программы бизнес — школ еще несколько курсов по корпоративной этике, и после этого все будет хорошо.

В этой книге показывается, что на самом деле проблемы более глубоки. За последние 25 лет государству приходилось неоднократно спасать нашу финансовую систему, считающуюся саморегулирующимся механизмом. Из того что эта система благодаря этим мерам выжила, мы сделали неправильный вывод — мы решили, что она работает сама по себе. Но фактически, если говорить об интересах большинства американцев, наша экономическая система и до кризиса работала далеко не лучшим образом. Кто-то, может быть, в ее условиях и преуспевал, но этот человек явно не относился к средним американцам.

Экономист смотрит на кризис так же, как доктор изучает патологии: изучая различные отклонения от нормального состояния, они оба многое узнают о том, что следует считать нормальным состоянием. Когда я начал изучать кризис 2008 года, я чувствовал, что у меня есть явное преимущество по сравнению с другими наблюдателями. В некотором смысле я был ветераном кризисов, можно сказать — кризисологом. Это не первый крупный кризис, произошедший за последние годы. Кризисы в развивающихся странах случались с пугающей регулярностью: по данным одного исследования, за период с 1970 по 2007 год их было 124. Во время предыдущего мирового финансового кризиса 1997–1998 годов я был главным экономистом World Bank (Всемирного банка). Я наблюдал, как кризис, который начался в Таиланде, затем распространялся на другие страны Восточной Азии, а затем на Латинскую Америку и Россию. Это был классический пример инфекционного заражения: крах, произошедший в одной части глобальной экономической системы, позже распространился и на другие ее части. Для проявления всех последствий экономического кризиса могут потребоваться годы. Например, в Аргентине кризис начался в 1995 году и, являясь следствием кризиса, разразившегося в Мексике, затем усугубился восточноазиатским кризисом 1997 года и бразильским кризисом 1998 года, но полный крах в этой стране случился лишь в конце 2001 года.

Экономисты могут гордиться тем прогрессом в экономической науке которого они добились за семь десятилетий со времен Великой депрессии⁴ но эти достижения вовсе не означают, что они единогласны в том как следует справляться с кризисами. Еще в 1997 году я с ужасом наблюдал как Министерство финансов США (в США оно обычно называется Казначейством. — Прим. перев.) и Международный валютный фонд (МВФ) реагировали на кризис в Восточной Азии. Они предложили ряд мер, которые заставили вспомнить об ошибочной политике, проводимой президентом Гербертом Гувером во время Великой депрессии, и изначально были обречены на провал.