Крутен, которого не было - [15]

— Млад, помоги его раздеть!

— Не хочу…

— Что?! — поразился Иггельд словам воспитанника.

— Мерзко…

— Потом руки обмоешь!

— Все одно — мерзко!

— Тогда забудь мечты стать ведуном, овладеть наукой лекарской, — разочарованно бросил наставник, начав снимать с мертвеца рубаху.

Младояр сжал зубы, сплюнул. И — стащил с мертвеца сапог. Грязная обувка казалась княжичу в этот момент менее поганой, чем рубаха убитого, ведь последнюю касалась борода. Сняв второй сапог, Младояр помог стащить порты, удивляясь неподатливой тяжести окоченевшего тела. Еще мгновение — и труп обнажен полностью.

— Кольчуги не было, — заметил княжич.

Лекарь лишь кивнул, его длинные пальцы обследовали раны, принесшие смерть бородачу. Все честь по чести, одно из ранений — сквозное, прямо через сердце. Еще одна глубокая рана — под ложечкой. Вполне достаточно, чтобы наверняка убить человека. Далее Иггельд начал изучать рубцы и шрамы. А Младояр наклонился, разглядывая наколотые картины.

— Разве найдешь теперь след укола, — махнул рукой Иггельд, — куда колдуны колят, в аккурат чей-то меч въехал!

— А это брат его? — вяло поинтересовался Младояр.

— Да.

— Наколки странные, — княжич почесал в голове.

— Отчего же? — отмахнулся лекарь, — Я смотрел, все правильно, вот мужья, вот — ведунские узоры, это — посвящение…

— Дык они все одинаковые!

— Как одинаковые? Разные — здесь одни знаки, тут — другие, и краски разные…

— Та, что в пятнадцать лет получена, должна бы уже и поистереться, поболее, чем в посвящении. А выглядят — все свеженькими…

Иггельд принялся рассматривать узоры на теле мертвеца. Перевернул труп, заглядывал и так, и эдак. Потом вдруг переключился на ноги, прошло еще мгновение — и лекарь, схватив кисть убитого, всмотрелся в мозоли…

— Ну что, Игг? — Младояр уже догадался, каков будет ответ.

— Подмена, — кивнул ведун.

— Всегда ходил в лаптях, натер руки на пахоте хлебной?

— Да, руки не обманут, — лекарь встал с корточек.

— Сюда, люди добрые! — услышали Младояр с Иггельдом голос воеводы, становившийся все громче — к ним приближались, — Вот он, злыдень, смотрите, узнавайте!

— Точно он!

— И борода длинная…

— Он, кто еще с такой бородой…

Трое мужиков, порты как будто из одной грязи после дороги, жмясь друг к другу, рассматривали убитого. Сильно сказано — рассматривали… Бросят взгляд, и тут же очи — в сторону, опасаются даже глаз задержать!

— Привезли с Гремячей, — пояснил Яснополк, — говорят, видывали Белого колдуна.

— Бороду его они видывали! — рассердился Иггельд, — Вы, люди добрые, что-нибудь кроме белой бороды у злодея помните?

Мужи помялись, глаза — ниже травы, потом один из землепашцев признался:

— Не…

Воевода резко повернулся, первым заметивший приближение князя. Дидомысл был со старшим сыном, оба выглядели так что — не подходи, коли жить хочешь!

— Ну? — бросил князь.

— Признали за Белого Ведуна, — махнул рукой Яснополк.

— А чего издали? — рявкнул Дидомысл, добавив со злостью, — Пусть поближе подойдут… Эй, славные мужи, внуки Свароговы, чего боитесь? Мертвые не кусаются!

«Славные мужи» вместо того, чтобы подойти, так и шарахнулись назад, подальше от трупа со страшной белой бородой. Воевода взял одного из деревенских за шкирку, как щенка, да подтащил поближе.

— Он оживет! — воскликнул один из деревенских, — Говорил сколько раз, умрет — оживет.

— Точно оживет!

— Ночью придет, Смерть принесет…

— Ага, — не выдержал Младояр, в голосе так и просвечивало презрение, — уже оживает, глянь — борода шевелится, задышал, поди!

Седые волосы и впрямь слегка шевелились — ветерок, все-таки. Но это понимал младший княжич, что же до мужиков… Тот, которого держал Яснополк, дико закричал, вырвался — и бежать, сломя голову. Как по команду, рванули прочь и остальные. Князь понял сына — тот не шалил, это бесилась в княжиче бессильная злоба…

— Толку-то с них, — заметил воевода, — истину молвил Иггельд, ничего, окромя бороды они и не помнили. Да и злодея видывали только издали…

Князь подошел поближе, вцепился руками в бороду мертвеца, дернул во всю силушку, в ладони остался клок волос. Дидомысл смахнул мерзость с рук, сплюнул.

— Борода настоящая. Значит — и колдун настоящий! — приговорил князь, голос раздраженный, еле сдерживает злость.

— Может, подождем, пока околдованный отрок оправится? — предложил Иггельд.

— С отроком еще разберемся, во всем разберемся, — загремел железом в голосе Дидомысл, — а ты, Иггельд, отправляйся, зови жрецов Виевых, пускай обряды проведут — что б не ожил ненароком. И тех «смельчаков» — назад пусть приведут, слышь, воевода?

— Слышу, Дидо…

— Пусть посмотрят, как их колдуна силы лишать будут. И на костер, при них же, чтобы потом всем, возле Гремячей речки живущим, рассказали. Будут упираться — держи. Потом штаны новые подаришь, коли собственные изгадят…

— Я так думаю… — попытался возразить Иггельд.

— Все, слово князь сказал — мало тебе? — владыка, на удивление, даже не рассердился на старика, — Сказано тебе, приговорено — мертв Белый Ведун, сжечь и пепел — в отхожее место! А ты куда, Млад?

— Руки обмыть, я… — княжич кивнул на мертвеца.

— А и верно, сынок, — спохватился Дидомысл, вдруг став ласковым и каким-то беззащитным, — я ведь тоже руки опоганил… Пошли вместе!