Крушение пьедестала. Штрихи к портрету М.С. Горбачева - [6]

— Ну что вы хотите сказать? — спросил он уже спокойнее.

— Я хотел бы начать с обстановки в стране, — начал О. Д. Бакланов.  — Вы знаете, в каком трудном положении находятся сельское хозяйство и промышленность, а мы занимаемся сегодня не тем.

— Что ты мне говоришь? Я все это знаю, и знаю лучше вас.

Говорить Бакланову он не дает. В разговор вступает Варенников. С присущей ему решительностью он говорит о положении в стране и армии, о тяжелых испытаниях, ожидающих народ, офицерский корпус, всю армию, ее боеготовность, если не будут приняты чрезвычайные меры. Но и он прерван… Сказал и я о том, что Горбачев, по-видимому, не знал: правительство и Верховный Совет выступают против принятия не обсужденного ими нового договора.

— Конкретнее давайте.

Горбачеву предлагаются варианты, которые готовились по его поручению на случай критического состояния дел. Смысл их состоял в том, чтобы президент принял чрезвычайные меры в ряде районов на время уборки урожая и для стабилизации экономики, точнее, для приостановки падения уровня производства, поручил осуществить эти меры если не кабинету министров, то тому, кому он доверяет. На эти слова реакции не последовало.

Президент думал о чем-то другом и неожиданно спросил, распространятся ли меры чрезвычайного положения на действия российского руководства. Услышав утвердительный ответ, он успокоился окончательно.

— Все, что вы предлагаете, лучше осуществить максимально демократическим путем, поэтому я советую, как можно сделать то, что намечается.

Дальше пошел спокойный и деловой разговор, смену тональности которого я не сразу понял. Михаил Сергеевич деловито говорил о том, как нужно решать предлагаемые вопросы, пояснял, почему он занимает такую позицию.

— Вы подумайте и передайте товарищам, — говорит он.

Пожимая на прощание руки, добавляет:

— Черт с вами, действуйте.

В холле сидит Раиса Максимовна с детьми и внучками.

— С хорошей ли вестью вы приехали? — спрашивает она Бакланова.

Он подходит и говорит, что приехали с добрыми намерениями и все будет хорошо. Ничего, кроме положения в стране, мы не обсуждали и, как ваши друзья, желаем, чтобы в вашем доме все было благополучно.

Мы выходим из особняка, удивленные ходом разговора.

— Но ведь он еще недавно считал введение чрезвычайного положения единственным выходом. Что же изменилось? — растерянно говорит О. Д. Бакланов.

— А вы что хотите, чтобы политик такого масштаба сказал прилюдно «да»?

Даже не по столь щекотливому вопросу Горбачев ни «да» ни «нет» никогда не говорил. Он обходился обычно междометиями, молчанием или переводил разговор на другую тему, чтобы не сковывать инициативу, — обмениваемся мы впечатлениями о встрече.

Машины поданы. О намерении искупаться приходится забыть — уже темнеет.

Машины выруливают на трассу. Дорога обратно показалась много короче.

В Бельбеке уже стоит самолет, готовый ко взлету. Сижу на скамейке рядом со зданием аэровокзала. Замечаю, что все уже в самолете и военные, попрощавшись, уходят. Только тогда поднимаюсь на борт. Самолет долго выруливает, замирает на мгновение на старте и под рев двигателей срывается в короткий пробег.

Крутой взлет и долгий набор высоты. На высоте уже темнеет, да и земля неожиданно быстро покрылась мраком южной ночи. Лишь огоньки не то в море, не то на суше проблескивают неярким желтым светом.

Через два с лишним часа будем в Москве. Приносят чай, сухари, но есть и пить не могу.

… Когда приземлились в Москве, было уже темно, холодно и сыро. Садились в первые попавшиеся машины, которые были в аэропорту. Плеханов подгоняет водителя: жми. Но машины поехали разными дорогами. Где-то на Красносельской улице лопнула шина. Приехали. Водитель вывернул к тротуару и начал заниматься ремонтом. Впрочем, скоро подошла свободная машина, и мы пересели в нее. Еще 15–20 минут — и Кремль. Идем по второму этажу правительственного корпуса. В коридоре много людей, скорее всего охрана.

Захожу в кабинет. В тусклом свете высоких люстр вижу людей, сидящих за длинным, крытым зеленым сукном столом заседаний. Сначала вижу Янаева и только потом Крючкова, Павлова, Язова, Пуго. Сажусь с краю. Докладывает О. С. Шенин. Он приехал чуть раньше и уже включился в разговор. Официанты расставляют чай и бутерброды. Начинаю прислушиваться. О. С. Шенин говорит спокойно и обстоятельно, рассказывает все, как было. Г. И. Янаев просит желающих дополнить. О. Д. Бакланов добавляет несколько слов, но сути они не меняют. Нечего добавить и мне.

Среди собравшихся разгорается дискуссия, как быть, если Горбачев вдруг откажется от введения чрезвычайного положения. Мнения разделились. Слышны голоса:

— Раз президент не говорит ни да ни нет, то пусть остается все, как было.

— А вы хотите, чтобы он на весь мир протрубил о введении чрезвычайного положения? Наивно этого ожидать. Такие вещи так не делают.

— Но ведь и дальше нельзя терпеть развал страны. Отступать некуда. Может, даже лучше не подставлять Горбачева, чтобы не навредить его международному авторитету. Ответственность надо взять на себя.

В кабинет все время входят и из него выходят какие-то люди. Ведутся телефонные разговоры, кого-то ждут, чтобы спросить и посоветоваться, вызвать в Кремль.