Крушение мировой революции. Брестский мир - [134]

, но и по-иному смотрели на большевистско-левоэсеровские отношения. Например, Б. И. Николаевский в комментариях к книге одного из западных авторов указывал, разбирая вопрос о левых эсерах, что «они помогли большевикам в самые критические месяцы их существования и активно участвовали в разгоне Учредительного собрания и захвате Совета крестьянских депутатов, в Октябрьском перевороте и многом другом»[6]. И эти выводы Николаевского принципиально отличались от стандартного взгляда на левых эсеров. В целом, западная историография изучала вопрос о большевистско-левоэсеровских отношениях лишь поверхностно, обычно в связи с изучением более общих, либо, наоборот, более конкретных тем. Настоящая работа поэтому в главах, касающихся левых эсеров и установления однопартийной диктатуры в СССР, ставит перед собой задачу, обобщив предшествующую историографию, показать и проанализировать основные аспекты большевистско-левоэсеровского политического сотрудничества в октябре 1917 — июле 1918 г., со дня большевистского переворота до разгрома ПЛСР большевиками. Эти главы описывают образование ПЛСР и ее отношения с большевиками до октября 1917; формирование двупартийного большевистско-левоэсеровского правительства, в котором не было места другим социалистическим партиям, таким как меньшевики или эсеры; созыв и роспуск Учредительного собрания; отношения между этими двумя партиями в период апреля-июня 1918 г. (здесь внимание уделяется в основном противоречиям между большевиками и левыми эсерами по поводу Брест-Литовского мира, борьбы с крестьянством и отношений с другими социалистическими партиями). Особое внимание уделено июльским событиям 1918 года, приведшим к политическому разгрому ПЛСР: убийству 6 июля 1918 г. германского посла Мирбаха и так называемому «восстанию левых эсеров», причем в настоящем исследовании июльские события предстают в новом освещении.

В советской историографии вопрос о «мятеже левых эсеров» в Москве в июле 1918 г. считается давно изученным. Многочисленные советские авторы, расходясь в детализации событий, всегда соглашаются в главном: ПЛСР совершила убийство Мирбаха и подняла антибольшевистский мятеж с целью сорвать Брест-Литовский мирный договор и свергнуть советскую власть[7]. Удивительно, что и столь недоверчивая во многих других случаях западная историческая наука в целом беспрекословно приняла эту советскую точку зрения. Фундаментальные труды зарубежных историков и отдельные исторические монографии редко противостояли официальной советской теории[8]. Впервые в 1922 году официальную версию о «восстании левых эсеров» подверг сомнению бывший советский функционер социал-демократ Е. Лундберг. «В восстание я не верю, — писал он, — ибо Александрович, умирая, сказал: «Да здравствует власть Советов»[9]. Известный русский революционер эсер Чернов также с сомнением относился к версии о восстании левых эсеров, называя его «чем-то вроде левоэсеровского восстания против большевистской диктатуры»[10]. Много позже, в 1962 году, появилось первое серьезное историческое исследование: Г. М. Катков опубликовал статью, аргументированно подвергшую сомнению всеми признанную версию[11]. Вывод Каткова сводился к тому, что «Мирбах был убит Блюмкиным и Андреевым с ведома большевиков и, вероятно, самого Ленина. Левые эсеры оказались здесь жертвой провокации большевиков (не в первый и не в последний раз)»[12]. И лишь после публикации статьи Каткова недоверие к советской официальной точке зрения высказали другие западные историки. Вот что писал, например, один из ведущих советологов США Адам Улам:

«Драма, разыгравшаяся в июле и августе [1918 г.] и приведшая к гибели левого крыла когда-то гордой партии, лояльной русскому крестьянству, до сих пор хранит в себе элемент тайны [...]. Все сконцентрировалось вокруг графа Мирбаха, чье убийство якобы было санкционировано Центральным комитетом социалистов-революционеров на заседании 24 июня [...]. Было бы неудивительно, если б кто-либо из коммунистических лидеров решил убрать Мирбаха [...]. Безусловно, обстоятельства, связанные с убийством, крайне загадочны [...]. Приходится подозревать, что, по крайней мере, некоторые из коммунистических сановников знали о решении социалистов-революционеров, но ничего не предпринимали [...]. Возможно, по крайней мере, что кто-то в высших большевистских кругах был осведомлен об эсеровских приготовлениях, но считал, что представляется хорошая возможность избавиться от них [эсеров] и от германского дипломата, причиняющего неприятности. Вообще, самые сильные подозрения падают на Дзержинского» [13].

Джоэль Кармайкл также подвергает сомнению официальную советскую точку зрения. Он пишет:

«Обстоятельства этого убийства остаются необычайно загадочными [...]. Сами левые эсеры яростно отрицали всякую подготовку к восстанию, хотя и не оспаривали своего участия в убийстве и даже похвалялись им. Однако несоответствия, содержащиеся в этой версии, начисто опровергают ее [...]. Ленин использовал убийство Мирбаха как предлог для истребления левых эсеров. Их пресловутое «восстание» было не более чем протестом против большевистских «преследований», состоявших в том, что большевики представили их общественности, в особенности германскому правительству, убийцами Мирбаха. Эсеровский «бунт» был на редкость ребяческой затеей»