Крушение «Кантокуэна» - [53]
Но тут же дед вспоминал и свои молодые годы, когда, на год моложе Мирона, ушел из дома в Саратов, нанялся помогать грузчикам в порту. Кого он тогда спросился? Сам решил…
За окном послышались торопливые шаги. Кто-то подбежал и залез на завальню, постучал легонько в стекло.
— Кто там? — спросил лесник. Екнуло сердце. Неужели Мирон?
— Скажите, здесь живет Василий Федорович Ефимов? — отозвался девичий голос. — Я медицинская сестра.
Дед Василий вскочил с постели. «Вот и беда…» — подумал он.
— Я Ефимов, а что? — отозвался он настороженно.
— Вас просят срочно в вагон санитарного поезда… — сказала девушка. — В третий вагон. Там вас ждут.
Лесник раскрыл окно, увидал уходившую по тропинке под уклон девушку в военном, и в груди словно камень застрял. Хотел подойти к своей койке, чтобы одежду взять, а сил нет, ноги одеревенели. Кое-как дотянулся до ведра с водой, плеснул в лицо пригоршней, смочил грудь.
«Кто же там? — подумал про себя. — Если Мирон, то, выходит, тяжело ранен, если сам не пришел…»
Леснику Ефимову только казалось, что он едва переставляет ноги. К третьему вагону прибежал чуть ли не вместе с девушкой.
— Дедушка, заходите в вагон, — сказала она, — только тихонько. Вас просит один солдат.
— Это мой внук… Спасибо тебе, дочка… Что с ним?
— Не волнуйтесь, дедушка. Он уговорил меня позвать вас. Зайцев.
— Постой! Кто такой? Зайцева не знаю… — Лесник оторопел. — Может, Слава? Так он Котин…
— Вот здесь, только недолго, — предупредила девушка. — Зайцев, к тебе пришли!
— Спасибо, сестричка.
На нижней полке лежал круглолицый, стриженный наголо, курносый паренек. Грудь забинтована. До пояса укрыт грубошерстным одеялом.
— Не томи, сынок, говори, что там с Мироном? — спросил старик, предполагая, что солдат собирается сообщить ему о внуке. — Сразу-то легче, говори…
— Жив. Приходил со мной проститься. Такие, как он, не должны погибать, — ответил раненый.
Зайцев запустил руку под подушку, достал сверток, перевязанный бинтом. Заговорил тихо:
— Вот что, дедуля, возьмите себе. Это корень жизни. Женьшень называется. Мы с Мироном нашли. Берите… Очень помогает от всех болезней.
— Знаю, сынок, спасибо. Я сам не находил, а мой знакомый, специалист по лекарствам, давал мне, но я в госпиталь отнес. Только напрасно ты отдаешь, берег бы. Или раненым…
— Вам, дедушка, самый раз: здоровья прибавит, силы даст. — Солдат улыбнулся. — Мне рассказывал о вас Мирон, приглашал в гости после войны… Эх, какой у вас внук! Я за такого в огонь пойду. Приедет, скажите ему про меня.
— Ну, а что Мирон наказал передать мне?
— Э, — махнул рукой Зайцев, — меня-то в бою японец насквозь прострелил, я лежал и бредил. Мирон прискакал в лазарет, а тут и расставаться надо.
— Пора, посетитель, — послышался голос за дверью.
— Ну, спасибо, сынок, — сказал лесник и дотронулся рукой до горячего лба Ивана. — Выздоравливай и приезжай.
— Спасибо, дедуля, — оживился Зайцев. — Жив буду, приеду.
— Адресок-то есть у вас? — спросил Василий Федорович. — Медку, орешков пришлю…
— Нет, я пока не знаю, куда меня направят. Напишу вам из госпиталя, — ответил Зайцев. — Прощайте.
— Рана у него опасная, — шепнула медицинская сестра, когда старик спустился с подножки вагона на землю. — Ой, как он уговаривал меня сходить за вами!
— Э, да что же это я… — Дед Василий взял за руку девушку. — Идем со мной…
С проворностью молодого человека лесник добежал до дежурного станции и выпалил на одном дыхании:
— Петруся! Сколько эшелон стоять будет? Медку хочу передать раненым… Мы — на одной ноге…
— Не торопись, дед Василий, — успокоил дежурный, — санитарный еще не один час простоит.
Лесник Ефимов за последние дни будто помолодел. Ходить стал бойчее, чаще надевал новый пиджак, чтобы людям в праздничном виде показаться. И не женьшень тому причиной. Женьшень он так и хранил в газете, перевязанной бинтом. Помолодел дед Василий после того, как радио известило, что Советские Вооруженные Силы на Дальнем Востоке наголову разбили миллионную японскую Квантунскую армию и освободили Северо-Восточный Китай, Северную Корею, Южный Сахалин и Курильские острова. Наступил долгожданный мир! Об этом громко, на весь разъезд Безымянный, говорил динамик.
И вдруг телеграмма: «Мирон выезжает на учебу в военное училище. Заедет домой. Родион».
Передавая Василию Федоровичу телеграмму, дежурный полюбопытствовал:
— От какого это Родиона ты получил сообщение?
— Голова садовая! Это от самого маршала Малиновского Родиона Яковлевича… От командующего фронтом…
— Да ну?
— Вот тебе и ну…
В небе ни облачка. Зной. Слепни и оводы изнуряют лошадей и всадников. О сырой тайге, где тучи комаров, солдаты теперь вспоминали с удовольствием. Там хватало воды. А здесь словно кто-то нарочно разбросал мелкую сухую щебенку. Унылая, выжженная солнцем даль без конца и без края. Лошади теряли сточенные камнями подковы, прихрамывали. Припадала на переднюю ногу и Звездочка. Все чаще слышна команда спешиться. Солдаты ведут лошадей в поводу, обливаясь соленым потом и глотая желтоватую пыль. Ночью отдельный эскадрон вышел к небольшому китайскому селению. В нем ни души. Даже не слышно лая собак. Эскадрон проскочил селение на рысях. Жилища словно разбросанные в поле копны сена. Миновав безымянное селение, эскадрон въехал в другое, где слышался какой-то непонятный шум, лаяли собаки.
