Крушение «Кантокуэна» - [4]
Своим спокойствием, умением неторопливо вести беседу, внимательностью Родион Яковлевич покорял душу. В семье Ефимовых любили его, как самого близкого человека.
Перед войной генерал Малиновский командовал войсками корпуса, который размещался вблизи пограничной реки Прут. Так случилось, что и майор Ефимов Ефим Васильевич, отец Мирона, закончив военную академию, получил направление в Молдавию и стал командовать танковым полком в корпусе Малиновского.
Как и советовал дедушка Василий, Мирон прикрепил лист жести к стволу кедра, и лесорубы сохранили дерево. А через три дня команда ушла на другое место. На разъезд привезли огромные котлы для варки смолы. Днем и ночью визжали зубастые пилы, поднимался до облаков черный дым, возле платформы высились штабеля шпал, еще теплых после пропитки горячей смолой и дегтем.
Вырубка кедровой рощи была крайне вынужденной. Советскому командованию потребовалось срочно перебросить с Запада на Дальний Восток огромную массу войск и боевой техники, а единственная железная дорога на некоторых участках оказалась совсем ненадежной. Она не могла выдержать небывалого потока воинских эшелонов. Требовалась немедленная замена старых, прогнивших шпал.
…Тревожно было на сердце Мирона. Почему один за другим идут эшелоны с Запада на Восток? С танками, пушками, автомашинами… Да и пассажирские поезда сплошь заняты военными. Разве не нужны уже войска для боев с фашистской Германией? Ведь радио сообщает — бои идут жестокие, враг оказывает сопротивление…
Василий Федорович жил здесь, на разъезде, с гражданской войны. Обстановку в стране он безошибочно определял по «пульсу» железной дороги. Сам он из-под Тамбова, из села Горелое. После гражданской остался в Забайкалье и привез сюда жену и сына — отца Мирона.
— Неспокойный наш край, — говорил лесник, — от самураев покоя нет.
Мирон уже слышал от дедушки, что японская военщина не раз устраивала конфликты на границе, засылала диверсантов и шпионов на советскую территорию.
Иногда поезда останавливались на разъезде Безымянном. Вагоны загонялись в тупики, и солдаты выгружали ящики, выводили лошадей, выкатывали пушки… Мирон пристально всматривался в лица офицеров и солдат: не появится ли кто-нибудь из знакомых, чтобы узнать об отце. А быть может, и отец приедет с каким-нибудь эшелоном… Он еще не знал, что отца уже нет в живых. Дед Василий не решался сказать ему об этом. Ведь сколько было разговоров, «если с отцом что случится, подамся на фронт».
Трудно было старику держать в тайне от внука страшную весть. А Мирон словно чувствовал беду. С разъезда приходил угрюмый, говорил с тоской:
— И на этот раз нет. А писал, что скоро увидимся…
Дед тихо вздыхал, прятал глаза, он боялся расспросов внука. «Сколько ни скрывай, — думал он, — а когда-то надо сказать Мирону о гибели отца».
МАЛЬЧИШКИ ЕХАЛИ В ЧИТУ
На рассвете послышался страшный грохот. Словно на крышу дома посыпались камни. Мирон вскочил и, глянув в окно, сразу подумал: нет, это не гром. В ту же секунду рядом с домом, где они жили, разорвался снаряд. Отец выбежал из спальни, застегивая на ходу портупею…
— Я в штаб! — крикнул он.
Сначала Мирон не осознал, что произошло, и ему было не страшно. «Ну, а если война?» — вдруг пронеслось в голове.
Прошло несколько минут, грохот взрывов не только не смолк, но стал еще сильнее. С дребезгом вылетели стекла, осыпалась штукатурка, в окна повалил едкий дым. Дом горел, пламя охватило сарай, крышу погреба и хлев. Хозяйка дома, молдаванка, у которой Ефимовы снимали флигель, бросилась вместе со взрослыми дочерьми во двор — спасать скот.
Мирон и его мама Лидия Петровна, учительница начальных классов, через сад, спотыкаясь о комья земли, вывороченные взрывами, побежали наискосок к шоссейной дороге. В спешке выскочили кто в чем: мать в цветастом сарафане, сын в коротких брючках и в майке. Даже сандалии не надел.
В небе появились самолеты с черными крестами на крыльях. Теперь уже не было сомнений: война! Над военным городком, где стояли танки и размещался в одноэтажном кирпичном доме штаб полка, поднялся столб черного дыма. Земля под ногами вздрагивала от взрывов бомб. За туповерхими лесистыми холмами что-то горело.
По винограднику бежали женщины и дети. Бежали и Ефимовы — мать и сын. Лишь бы подальше от грохота и пламени, от смерти.
Потом над головами бегущих людей стала рваться шрапнель, кто-то упал, послышались крики детей…
По шоссе один за другим мчались к границе грузовики с прицепленными пушками. Красноармейцы в касках, в руках винтовки. На пригорке автомашины стали сворачивать — одни вправо, другие влево. Артиллеристы проворно отцепляли орудия и тут же занимали позиции, изготавливались к стрельбе. В освободившиеся грузовики карабкались женщины, бойцы подсаживали детей.
Пока Мирон со своей мамой прибежали к шоссе, грузовики уже скрылись из виду. Вдруг возле них остановилась легковая «эмка». Из нее вышел генерал Малиновский: лицо суровое, широкие брови сдвинуты, но, как всегда, он спокоен и нетороплив.
— Как же теперь быть? Что делать? — Лидия Петровна плакала.
— Здесь оставаться нельзя. Уезжайте. — Родион Яковлевич запнулся. — Ну, хотя бы в Харьков. Вам помогут в штабе округа.
