Крушение - [18]

– Дэвид. Вы со мной? – Она помахала перед его лицом ладонью.

К реальности его вернуло имя.

– Я Дейв, – поправил он. Никто и никогда не звал его Дэвидом. Никто, кроме Лили.

– Извините, Дейв, но у нас сроки, интервью нужно обязательно закончить, так что скажите мне, что я сделала не так, и я все исправлю. Дейв?

Подбежал Ральф с запотевшим стаканом холодной воды в короткопалой руке и сунул его Дейву. Тот взял, промямлил «спасибо» и вежливо глотнул. Кубики льда зашелестели на дне, когда он снова опустил стакан. М-м-м, вода со льдом… Как иногда скрашивают жизнь такие мелочи, о которых в другое время и не вспоминаешь.

– Да, я понимаю, – продолжал мямлить Дейв, водя указательным пальцем по краю стакана. – Я готов продолжить, как только вы будете готовы.

– Я уже готова, – выдохнула Женевьева; ее теплое дыхание пахло табаком и мятой. – Сейчас я позову Жасмин, пусть она немножко нас подкрасит. – Ее голос ушел куда-то в сторону, и тут же, точно из воздуха, появилась Жасмин. – Давайте договоримся – камеру включаем ровно через пять минут. – Она подняла и подержала перед ним руку с растопыренными пальцами, потом повернулась, решительно пересекла комнату и вышла. Надо же, как она завелась, – может быть, сигаретка ей поможет…

Пока Жасмин суетилась вокруг него со своей кисточкой, Дейв украдкой взглянул на Бет, которая сидела в дальнем конце комнаты, позади всех этих людей с камерами, софитами и звуковым оборудованием. Она поймала его взгляд, и ее лицо выразило что-то вроде заботы. Но Бет тут же опустила глаза и уткнулась в телефон. Дейв знал, что значит этот взгляд. Пять месяцев они жили без камер и репортеров, и никогда еще не были так счастливы, как тогда. Бет не понимала, с чего он вдруг согласился на новое интервью. Она так же не любила слушать его историю, как он – рассказывать.

Голос Женевьевы рассек его мысли.

– Дэвид. Простите, я хотела сказать, Дейв. Вы готовы?

– Да, валяйте, – сказал он нарочито небрежно, устраиваясь поудобнее на мягком диване, всем своим видом показывая, что готов продолжать. Снова подбежал Ральф – на этот раз забрать воду, – и все началось сначала.

– По вашим ощущениям, сколько времени прошло с того момента, когда ваш самолет ударился о воду, и до тех пор, когда вы с Лиллиан и Маргарет Линден покинули его?

– Наверняка не скажу. По ощущениям – целая вечность, но на самом деле минуты, наверное, две-три, не больше. Сначала мы вдвоем вытащили Маргарет, потом из кабины вышел Кент, сам. А еще через пару минут самолет затонул. Будь мы внутри него – ну, если б мы все отключились, как Маргарет, или застряли бы в своих креслах, – нас всех тоже затянуло бы под воду.

– М-м-м-да, хорошенькая перспектива… Однако ничего этого не случилось, вы смогли спастись. Как вы выбрались из тонущего самолета?

– Думаю, нам помогла удача, ну, и то, что мы действовали сообща. Пока я надувал плот, Лиллиан вытаскивала Маргарет. Кент пытался вызвать помощь по радио, но вода в пилотской кабине поднималась очень быстро, и радио закоротило раньше, чем он успел выйти на связь. Тогда Кент схватил аптечку первой помощи и побежал к выходу. – Надо отдать ему должное. – Эта аптечка не раз потом спасала нам жизнь. Без нее мы просто не выжили бы.

Женевьева выдержала театральную паузу, просматривая свои карточки.

– А как же Тереза Сэмпсон? Кто-нибудь вытаскивал ее из самолета?

Да, рано он решил, что эта тема уже закрыта.

– Нет, она была уже мертва. Пришлось ее оставить.

Мисс Рэндалл застыла с открытым ртом, изображая удивление.

– Вы хотите сказать, никто за ней так и не вернулся?

Дейв склонил голову на бок.

– Нет, мэм. Всем и так было ясно, что она мертва.

– Вы мерили ей пульс? Проверяли дыхание?

– Нет. Но, когда человек мертв, это сразу видно, понимаете? – Разумеется, она не понимала. Откуда ей было понять, что чувствуешь, когда глядишь на человека, а видишь разбитый сосуд, в котором больше нет огня?

Теперь Дейв вспомнил, с чего началась их совместная ложь. Вот именно с этого – они боялись осуждения и не сомневались, что их будут осуждать.

– Хм-м-м, понимаю. – И журналистка усмехнулась, почти как Кент два с лишним года назад, когда услышал о судьбе, постигшей Терезу. Вот и теперь при виде этой усмешки, этого взгляда, почти откровенно обвиняющего, у Дейва вскипела кровь. Он мрачно уставился на Женевьеву, искренне надеясь, что она не пробовала эти свои штучки на Лили.

– Не знаю, на что вы намекаете, мисс Рэндалл, но мы делали все, что могли, причем в самой тяжелой ситуации. Вас там не было, – сказал Дейв, не обращая внимания на устремленный прямо на него глаз камеры, – и никто из вас даже отдаленно не может представить, что мы пережили. – Подавшись вперед, он добавил подчеркнуто громко: – Так что попрошу вас проявлять чуть больше уважения, на будущее.

Женевьева, часто хлопая ресницами, затараторила:

– Прошу прощения, но я ни на что даже не намекала. Просто из любопытства спросила; правда, Дэвид.

Произнеся его имя, она помедлила, и в этой паузе Дейву почудилось что-то зловещее: ему вдруг показалось, что Женевьева Рэндалл знает о нем куда больше, чем он думал, и полна готовности рассказать эту правду миру.