Круиз "Розовая мечта" - [29]

Краем глаза я увидела отражение в высоком трюмо — ну. просто кадр из кинофильма о большой любви! Таинственный, греховный полумрак, моя нагота, светящаяся в нем девственной белизной, и сильная спина Аркадия с падающими на загорелый загривок шелковыми каштановыми прядями…

— Аркашенька, у меня же ещё ничего серьезного не было… Я хочу. чтобы все как следует было… Я ведь все равно никого, кроме тебя, полюбить не смогу…

Он закрыл поцелуями мои губы и я успела лишь подумать, что готова отдаться ему даже просто так — без приглашения замуж, даже если он сейчас признается, что трижды женат и вообще — агент ЦРУ!

— Девочка, девочка моя, — шептал Аркадий, целуя мою грудь, плечи. Мы лежали поперек широченной софы, а из магнитофона струился, туманя голову, свадебный вальс из «Крестного отца».

— Ты любишь меня, Аркаша?.. — скорее утверждала я, чем спрашивала.

— Очень, очень, Славка! Слава моя золотая… — Аркадий любовался моим обнаженным телом. — Не бойся, я умею быть ласковым, страстным. — Он гладил мои ноги, разводя колени, Я зажмурилась, обняв его горячее тело и напряглась в ожидании…

— Ты будешь моей, моей лапушкой-женушкой…

…Звонок в дверь показался нам залпом «Авроры». Таким, как его изображает история КПСС — «могильщиком» старой жизни, положившим конец постыдному прошлому. За ним, уже как в реальной истории, последовали кадры гангстерского фильма.

Едва натянувший брюки Аркадий отворил дверь, в которую ринулся здоровенный парень, вопя во все горло: «Где она? где она?» И увидав мое распростертое на софе тело (я успела закутаться пледом), с размаху саданул Аркадия в челюсть. Они катались по полу и колошматили друг друга, а я сжалась в комок, включив магнитофон на полную мощь. Сальваторе Адамо пел «Лавстори», заглушая вопли дерущихся. Мне уже было ясно, что у моих ног, стремясь врезать противнику побольнее, сражаются друзья.

Потом, дрожащую и лязгающую зубами от пережитого волнения, Сергей увел меня во двор и, усадив на детский песочник, обнял. Я вырвалась, колотя его кулаками: «Зачем ты пришел?! Зачем ты бил его?! Ненавижу… Ненавижу! Гад!»

Сергей поймал мои руки и, заглянув прямо в глаза, сказал:

— Аркадий через две недели женится на Рите. Во Дворце бракосочетания. Они уже давно подали заявление. Рита беременна.

— Что?! — Я отпрянула. — Этого не может быть! Ты врешь, потому что сам хочешь меня… Ты подонок, гадкий подонок!

На нас с интересом смотрели двое школьников лет одиннадцати. И какая-то тетка с авоськой, громыхая бутылками, проползла мимо, заметив: «В милицию надо сообщить… Развелось блядей…»

— Пойдем отсюда. Успокойся. Прошу тебя, тише. — Пытался урезонить меня Сергей.

Отскочив на метр, я гордо вздернула подбородок:

— Запомни: я никогда больше не увижу тебя. И что бы там ни было на самом деле — никогда не перестану ненавидеть! — Слезы потекли по моим щекам, а к горлу подступил неудержимый смех. — Женой или не женой — какое кому собачье дело! Я же люблю его! Я отдамся ему в первой же подворотне…

Назло! Назло опекавшей меня матери, этому неотвязному Сергею, а главное, — так жестоко посмеявшейся надо мной судьбе!

…С неделю я провалялась дома, отказываясь подходить к телефону и принимать пищу. Чем больше волновалась мать, тем сильнее мне хотелось истязать себя и кому-то мстить, мстить! Ну, прямо Наташа Ростова после неудавшегося побега с Анатолем Курагиным. Вот только горячки у меня не было — не современная это болезнь. Но зато мысль о том, чтобы отдаться Аркадию как можно скорее изводила меня. Хорошо бы, чтоб о моем падении сразу узнал Сергей. Только не это главное — главное огонь, загоравшийся во мне при одном воспоминании о прикосновениях Аркадия, его прерывистом дыхании, теле… А поцелуи… нет, от этого можно было сойти с ума… Еще немного и сбрендить…

Глава 11

Что это? Где? Колко, больно, холодно, гадко… Кто-то прикасается ко мне, шепчет на незнакомом языке, плещет в лицо водой…

…Я с трудом размяла затекшие кисти и огляделась. На коленях передо мной стоял давешний паренек, протягивая кувшин с водой. Наслаждение глотков в пересохшем горле, наслаждение освободившихся рук, плеч.

— Спасибо. — Кивнула я.

Он прижал палец к губам — тсс! Понятно, он помогает мне по собственной инициативе, а значит, у меня есть защитник! Я протянула руку и благодарно коснулась его прямых, жестких волос. Сквозь ставни едва брезжил рассвет второй рассвет в тюрьме. Суточное голодание! Наверно, это пошло бы мне на пользу, как и крепкий сон, в котором я, по-видимому, пребывала несколько часов. Ясность мысли вернулась ко мне — я понимала парня без слов и живо оценивала ситуацию.

Кое-как связав на груди и бедрах остатки своего хитона, я выскользнула вслед за своим спасителем в бесшумно приоткрывшуюся дверь — вторая попытка побега, теперь с сообщником. Вот уж не ожидала, что после всего случившегося смогу так радоваться! Мы мчались вниз по узкой тропинке среди камней и колючих кустов, удаляясь от проклятого сарая. Эйфория свободы сильная вещь! Босые изнеженные ступни не чувствовали боли, грудь жадно вбирала свежий предрассветный воздух и кровь мощными потоками бежала по венам, радуясь воскрешенной жизни. Мой спаситель останавливался, подавая мне руку, подсаживал меня на преграждающие дорогу камни, помогал спускаться по отвесным склонам.