Круглый счастливчик - [91]

Мать ее протянула еще два месяца.

Вы бы видели, как эта дочь рыдала на похоронах. И ведь искренне горевала, без фальши. Видно, простить себе не могла той фразы. Конечно, вслух такое произносят редко, говорить об этом не принято, но от мыслей-то никуда не денешься.

Вы только не подумайте обо мне плохого. Можете не сомневаться, когда понадобится, я свой долг по отношению к родителям выполню до конца.

Возможно, я ошибаюсь, но мне почему-то кажется, что вы чувствуете себя виноватыми передо мной. Словно не сделали чего-то, чтобы жизнь моя сложилась лучше. Хочу вас успокоить: судьбой своей почти доволен. (Говорю «почти», ибо нормальный человек не может быть доволен полностью.) Благодаря вам я появился на свет — за одно это обязан вам по гроб. Вы старались, чтобы я рос не хуже других, был сыт, одет, обут, так что грех мне жаловаться на детство.

И все же, если быть откровенным до конца, осталась во мне какая-то досада на вас. Чувство это возникло давно, я все пытался найти ему объяснение. Поделюсь с вами некоторыми мыслями. Вы, наверное, знаете, что многие свои черты человек наследует от родителей. У вас, разумеется, много положительных качеств, заслуживающих всяческого уважения, но, вместе с тем, вы наградили меня и чертами, от которых я охотно отказался бы. Вы, например, никогда не пытались, как говорится, вцепиться в жизнь, покорно плыли по течению, и все, что с вами происходило, воспринимали как нечто неизбежное. Вы не были кузнецами своего счастья и находили утешение лишь в том, что живете честно. Больше всего вы боялись кого-то обидеть, задеть, чтобы, не дай бог, о вас не сказали плохого слова. Вы хотели быть незаметными! Терпимость и терпеливость — вот что досталось мне в наследство…

Впрочем, упрекать вас в этом было бы несправедливо, Это ведь как внешность: с чем родился, с тем и живешь. Хотя, с другой стороны, почему же я должен расплачиваться? Ведь выбора у меня не было. Ну да бог с ними, с этими генами! Если и есть у меня к вам претензии, то сводятся они, в основном, к воспитанию. Вы уж не обессудьте, но я выскажусь.

Не искали вы во мне хоть какой-нибудь талантишко, не задумывались, спрятана ли во мне «жемчужина». Задачу свою вы видели лишь в том, чтобы я регулярно получал пищу, был одет чисто и аккуратно, чтобы не болел и хорошо учился. Вы можете сослаться на трудное время, мол, не до того было! Все это, дорогие мои, отговорки! Согласен, не было тогда таких условий, как сейчас: не проводились разные конкурсы, олимпиады. Но ведь и в те годы таланты, не оставленные без внимания, расцветали и крепли. Ну признайтесь — теперь это дело прошлое — пытались ли вы хоть однажды взглянуть на меня как на одаренного ребенка? Приходила ли Вам когда-нибудь мысль, что из меня может выйти, допустим, крупный ученый или композитор? Чего там говорить… Максимум, что вы во мне видели — это учитель, врач или инженер… А помните, как старушка Домбровская предлагала учить меня музыке? Она согласна была возиться со мной бесплатно, но вы отказались. Дескать, денег на это нет, а не платить — нельзя. Еще бы! Мы, Снегиревы, — люди гордые…

Не верю, что не было во мне никакой искры! Что-то во мне сидело, я это чувствую. Неизвестно, как все повернулось бы, попади я в опытные руки. К сожалению, не было в вас родительского честолюбия. Не связывали вы со мной великих надежд, не мечтали, что когда-нибудь я прославлю ваш род. Вас вполне устраивало, если бы сын стал благополучным середнячком. Что ж, я им и стал!

Помните, как после школы я робко заявил, что хотел бы поступить в МГУ! Как реагировали вы! Ты, отец, сказал, что МГУ мне не по зубам, и, конечно же, не удержался от афоризма насчет журавля и синицы. Дело кончилось заурядным строительным вузом. Вполне возможно, что в МГУ я действительно не прошел бы, но удерживать меня вы не должны были. До сих пор не могу избавиться от мысли, что судьба моя могла сложиться совершенно иначе…

Нет, неудачником себя не считаю. Но иногда точит меня, как древесный жучок, обида. С одной стороны, хочу быть в тени — ваше наследие! С другой — мечтаю о «вершинах». Потому и обидно, что сил и энергии во мне много, а найти им достойного применения не могу. Работа моя таланта не требует, общественная деятельность не привлекает, цели не вижу, а душе от этого нехорошо. Есть такое слово «неприкаянный». Оно ко мне очень подходит. Точней не скажешь…

Не подумайте, что я все взваливаю только на вас. Это было бы слишком просто. Тут виноваты и школа, и институт, и среда. Всех устраивало, какой я есть. Не балуюсь, прилежен — и хорошо! А чтобы разобраться, какие во мне способности — на это ни у кого времени не хватало. Мне ведь много и не надо было. Достаточно было живительного толчка, а уж там колесо завертелось бы. Впрочем, что теперь вздыхать…

Представляю, как огорчит, вас это письмо. Я ведь никогда прежде не писал вам ничего похожего. Наоборот, все выглядело прекрасно. Как в фильме про лампу Аладдина: «В Багдаде все спокойно, спокойно, спокойно…» Да и не принято в нашей семье откровенничать, когда тебе тяжело. Мы бережем, так сказать, друг друга от отрицательных эмоций. А тут вдруг — безжалостная правда. Вижу, как мрачнеют ваши лица. Ну да ничего, дорогие, иногда полезны и отрицательные эмоции. Конечно, все зависит, с какими мерками подходить к жизни. Если, скажем, отбросить честолюбие, то мне грех жаловаться. Денег хватает, тем более, что каждый квартал — премии. В квартире моей покой, тишина, никто меня не долбит, не пилит. Приду с работы, поужинаю, сяду в кресло с интересной книгой или включу телевизор, читаю, смотрю, размышляю. Что еще человеку нужно?