Круглый счастливчик - [66]

Он вышел и, удаляясь, продолжал что-то бубнить. Акилов, выключив свет, лежал на спине и думал о встреченной сегодня женщине.

С утра вновь синело небо, солнце сушило землю, пляжи были усеяны телами, и лишь желтоватая прибрежная полоса в море напоминала о недавних ливнях. Акилов загорал на старом месте; все вроде было по-прежнему, но ощущение покоя исчезло. Он поймал себя на том, что осматривает публику в надежде увидеть Ее. Это раздражало Акилова, нарушая порядок в мыслях. Он был исследователем и привык подчинять свое поведение простой и удобной формуле «Разумно — неразумно». Он никогда не рисковал и не понимал людей, склонных к душевным срывам. Нет, «сухарем» он не был. Напротив, мир он воспринимал остро, но, не доверяя эмоциям, держал их под неусыпным контролем. Даже в молодости, прежде чем жениться, Акилов тщательно проанализировал качества будущей супруги, сведя возможность ошибки к минимуму. И семейная жизнь убедила его в правильности выбора. Но сейчас, на сорок третьем году, несмотря на сигнал «неразумно», он вновь хотел видеть женщину, с которой свел его дождь…

До отъезда оставалась неделя. Как-то, после обеда, он бродил по городу в поисках подарка для жены. Во всех магазинах продавали одни и те же синтетические блузки, безвкусные сувениры и холщовые торбы с изображением душки-ковбоя. В конце концов он приобрел в «Художественном салоне» вполне приличный браслет с голубыми камешками и, довольный, отправился домой. Было душно, и потому, увидев на бульваре столики, где люди ели мороженое, Акилов поспешил занять очередь. Вскоре, получив вазочку с четырьмя тугими шариками пломбира, он устроился за дальним столиком. Он с наслаждением держал на языке холодные кусочки, ожидая, пока они растают. Поглощенный этим занятием, Акилов не сразу услышал вопрос: «Извините, здесь не занято?»

Он механически ответил: «Пожалуйста», поднял глаза и увидел Ее. Выражение его лица сменилось столь стремительно, что женщина, не удержавшись, рассмеялась.

— Здравствуйте, — сказала она, усаживаясь напротив него.

— Добрый день, — сказал Акилов, стараясь есть как можно медленней. — Мир тесен…

— Особенно в Гаграх, — насмешливо произнесла она.

— Вы тогда не простудились? — спросил Акилов.

— Не успела, — сказала она, — вы вовремя пришли на помощь.

При солнечном свете она выглядела моложе, чем в тот день на рынке. Нос с горбинкой и темные глаза придавали ее лицу живость. Он машинально глянул на ее тонкие пальцы, похожие на чайные ложечки, и отметил отсутствие кольца на правой руке.

Звали женщину Галима.

— Редкое имя, — сказал он. — Мне нравится.

— Мне не очень, — сказала она. — В школе меня дразнили Галиматья…

Они засмеялись. Покончив с пломбиром, Акилов и Галима медленно пошли по бульвару. Разговор складывался без усилий, без натужных попыток найти общие темы. Оба чувствовали черту, за которой начиналась «чужая территория», и не пытались нарушить границу. Впрочем, за легкой беседой скрывалось пристальное внимание друг к другу. Как и тогда, на рынке, Акилов опасался встречаться с ней взглядами и, одновременно, хотел этого. Он вдруг подумал, что в любую минуту она может попрощаться и исчезнуть, и потому, когда на пути возник кинотеатр, он, глянув на афишу, объявил:

— «Картуш»! В главной роли несравненный Бельмондо, Фильм демонстрируется по заявкам педиатров и научных сотрудников, — он повернулся к Галиме. — А что, если?..

Она молча смотрела на афишу. «Не пойдет», — с тревогой подумал Акилов.

— Я — за! — сказала она. — Только лучше на вечерний сеанс.

Вечером они смотрели «Картуш». Фильм был слабый, и несравненный Бельмондо ничем не мог помочь. Акилов видел эту картину в прошлом году, поэтому происходящее на экране его не интересовало. Весь сеанс он искоса следил за Галимой. В темноте ее шея казалась длинной и хрупкой; он подумал, что, держа эту шею в ладонях, почувствуешь, наверное, будто в пальцах у тебя дрожит птенец.

После сеанса, прогуливаясь у моря, они дружно критиковали фильм. Он с удовольствием слушал точные замечании Галимы и был рад, что вкусы у них совпадают. Прогулки закончилась у подъезда пятиэтажного дома, где жила Галима.

— Интересно, сколько с вас дерут в этом фешенебельном отеле? — спросил Акилов.

— Нисколько. Я остановилась у своей тети.

— Родственники в Гаграх — самые любимые, — пошутил он. — Тетя, наверное, сейчас притаилась у окна…

— Она поехала в Ессентуки, — Галима усмехнулась. — Племяннице грозит дурное влияние улицы.

Акилов подумал, не напроситься ли на «кофе», но тут же отогнал эту мысль. Он боялся услышать вежливый отказ, боялся разрушить хрупкий мостик, возникший между ними.

Молчание длилось несколько секунд. Галима, как бы давая понять, что он не ошибся, коснулась пальцами его руки и сказала: «До завтра, товарищ Галилей!». Они расстались, договорившись встретиться на пляже.

И опять Акилов лежал в своем бунгало, пытаясь навести в душе порядок. «Отдышись, — говорил он себе. — Что ты Гекубе — что тебе Гекуба? Не будет ничего, кроме хлопот и беспокойства». Напрасно он призывал на помощь рассудок. Галима стояла перед глазами. Он заснул с мыслями о ней и проснулся, думая о ней…