Круглый счастливчик - [44]

Арсений менялся на глазах. Здороваясь, он уже не выбрасывал руку аккуратной лодочкой, а протягивал как падающую драгоценную вазу, которую следует подхватить. Он не вскакивал, как прежде, когда его вызывало начальство, а спокойно бросал «Учтем», продолжая заниматься своим делом.

Самым удивительным было то, что точно такое же пальто грело директора. Оба шедевра принадлежали кисти мастера Леончика, и найти в них различие было невозможно. Сослуживцы, встречая Фиклистова на улице, часто ошибались, принимая его за директора.

Однажды в столовой главбух Мендосов подсел к Арсению и, распутывая руками спагетти, спросил, в какую Тую ехать: в Верхнюю или Нижнюю.

Арсений подумал и сказал:

— В Нижнюю!

Главбух сомневался. Через полчаса он вылетел из кабинета директора и, озираясь, шепнул Фиклистову:

— Меня послали в Нижнюю Тую.

— Вот видишь! — улыбнулся Арсений.

Авторитет Фиклистова рос с каждым днем. К его мнению стали прислушиваться. Ходоки из разных отделов повалили к нему за советами.

Встревоженный энергетик Колгуев, хватая Фиклистова за пуговицы, бормотал:

— Скажи, может, мне лучше уйти по собственному?

Представитель месткома интересовался, что делать с путевкой в Нафтуси, на которую претендуют семеро.

Машинистка Куролесова желала знать, выходить ли замуж за вдовца без вредных привычек, но без квартиры…

Фиклистов отвечал всем. Сознание собственной значимости переполняло его. Приходя на работу, он выяснял, над чем следует думать, и начинал мысленно принимать решения. Без пятнадцати шесть он надевал пальто, и почтительные взгляды провожали дублера директора до самого выхода. Постепенно Арсений свыкся с мыслью, что он и директор — члены какого-то особого братства, а пальто — это внешний признак, пароль, по которому члены братства узнают друг друга. Жить с этой мыслью было приятно.

Но вот однажды, когда директор был в отъезде, пришел за советом угрюмый служащий Младородов. Он вызвал Арсения в коридор и там спросил:

— Посылать медь в Хачинск?

Фиклистов задумчиво смотрел в окно, делая вид, что думает.

«Бог его знает, — размышлял он. — Это же медь. А вдруг не надо посылать… Или наоборот — надо…»

Арсений маялся. Младородов ждал.

— Приходи через час! — сказал Фиклистов. — Я подумаю.

Час прошел быстро. Дублер директора тоскливо ерзал на стуле. Где-то ревели гудки города Хачинска, ждущего медь. Но Фиклистов был бессилен. Первый раз в жизни дыхание ответственности коснулось его. Любое решение имело последствия. Последствия пугали.

Арсению вдруг захотелось, чтобы Младородов никогда не появлялся. Но он возник ровно через час и, положив живот на стол, уставился на Фиклистова.

— Ничем не могу помочь, — жалко улыбнулся Арсений.

Это был крах. А ходоки все шли. Кто-то спрашивал, не продать ли шагающий экскаватор. Кого-то интересовало, заказывать ли в пароходстве танкер…

Поток сложных вопросов обрушился на Арсения и смыл былое величие. «Ничем не могу помочь», — шептал Фиклистов, уменьшаясь в размерах.

По ночам, когда последние трамваи мчались в парк, точно бильярдные шары в лузу, Арсений искал выход.

Когда начался взлет? Когда пришел успех, шаткий, как бревно над потоком?

Пальто! Вот начало и конец. Оно привело Арсения в особое братство, сотворило нимб и оно же теперь губит Арсения.

Фиклистов вздохнул, вспомнив старое доброе пальто. С ним было просто и понятно. А главное — никакой ответственности. Он встал с постели и нырнул в шкаф, пахнущий нафталином.

На другой день Арсений надел свое старое пальто с цигейковым воротником и стал прежним Фиклистовым. Мир вновь был уютен и спокоен.

Никто больше не видел Фиклистова в новом пальто. Оно висит над его кроватью, как личная шашка отставного генерала.

Иногда Фиклистов надевает его и долго стоит перед зеркалом…

ИЩИТЕ МАКЛЕРА

Супруги Малюковы с ребенком жили в однокомнатной квартире. Жили дружно, хотя и в тесноте. Но вот однажды Наталья Павловна пришла с работы взволнованная.

— Макс, — сказала она мужу. — Ты читаешь газету, а Старунские поменяли двухкомнатную на трехкомнатную…

Максим Петрович оторвался от политического кризиса в Италии и стал слушать жену. Оказалось, что везучие Старунские нашли маклера, который за хорошие деньги занимается такими обменами.

— Где же его искать? — грустно поинтересовался Максим Петрович.

— На квартирной бирже! — твердо сказала супруга. — Хлеб за брюхом не ходит.

В ее голосе было столько железа, что возражать Малюков не решился.

На другой день, после работы, он отправился на квартирную биржу — пустырь около парка культуры. Мела поземка. На пустыре стояли люди, как пингвины в непогоду. Людей становилось все больше. Молодой человек в рыжей собачьей шубе топтался на месте, постанывая: «Срочно нужен Ленинград!». Женщина, закутанная в мохер, объявляла: «Продаю дом с садом. Шестнадцать кустов смородины». Со всех сторон доносилось: «…лоджия, этаж, телефон, погреб, не пожалеете…»

Какой-то мужчина, проходя мимо Милюкова, тихо спросил:

— Что у вас?

— Однокомнатная, — сказал Малюков.

— Что хотите?

— Двухкомнатную, — ответил Максим Петрович, слегка смутившись.

Мужчина, усмехнувшись, проследовал дальше.

Малюков искал маклера с золотой коронкой, устроившего обмен Старунским. Выйти на связь с ним было сложно. Своды Уголовного Кодекса нависали над маклерами, по ночам им снились решетчатые окна, и потому клиентов они отбирали тщательно.