Круглый дом - [40]

Каппи одними губами спросил:

– Писает?

Я пожал плечами. Журчание больше напоминало звук жидкости, сливаемой из бутылки в унитаз. Журчание продолжалось довольно долго и сопровождалось паузами. Потом раздался шум сливаемой воды. Кто-то отвернул и потом завернул водопроводный кран. Свет за окном погас, хлопнула дверь.

– Что-то у него писалка слабо работает, – рассудил Каппи.

– Ну, он же священник, – сказал Энгус.

– А они что, как-то по-особенному писают?

– У них же нет секса, – напомнил Энгус. – А без регулярного использования кран может заржаветь.

– Тебе-то откуда знать? – удивился Каппи.

– Вы оставайтесь тут! – шепнул я, пополз вперед, завернул за угол и направился прямо к окну, озаренному голубоватым сиянием телевизионного экрана. Любой, кто находился бы во дворе или прошел бы под темными соснами, мог меня заметить. Я встал во весь рост сбоку от окна и медленно наклонился к оконной раме. В раскрытое окно задувал июньский ветерок. Я видел затылок отца Трэвиса. Он сидел перед теликом в складном шезлонге, и около его локтя стояла бутылка пива «Майкелоб». Сначала я не разобрал, что он смотрит, а потом понял, что фильм. Но не по телевизору.

Я упал на колени и пополз обратно.

– У него там видак!

– И что он смотрит?

На сей раз Каппи пополз в разведку. Он довольно скоро вернулся и сообщил, что это «Чужой». Его показывали только в одном кинотеатре, куда надо было ехать часа два от нашей резервации, и мы удовольствовались обалденными пересказами его сюжета, потому что сами мы до этого кинотеатра, где он шел, доехать не могли, да и возрастом не вышли для такого фильма. И пунктов видеопроката у нас в резервации тогда еще не было.

– Наверное, это его собственная кассета, – громко предположил я, позабыв о раскрытом окне над головой.

– Его собственная копия? Как это?

– Ребята, потише! – прошептал Каппи. – Он же все услышит!

Энгус присел у стены и подобрал колени к подбородку. Мы приникли головами друг к дружке и продолжали беседу шепотом.

– А ты хорошо разглядел?

– Хорошо! У него телик с тридцатидюймовым экраном!

Вот как мы наконец посмотрели «Чужого» – стоя у окна за спиной у молодого священника, которого подозревали в совершении ужасного преступления. Отец Трэвис даже усилил звук, и мы смогли слышать каждое слово персонажей. Когда по экрану поползли финальные титры, он выключил телевизор, а мы метнулись в темноту и поползли вокруг дома туда, где предположительно находилась его спальня. Мы еще находились в состоянии сладкого шока от фильма. Энгус завалился на землю, тыча кулаком вверх и дрыгая ногами в воздухе. В санузле снова зажегся свет и послышалось журчание. Потом, судя по звукам, отец Трэвис почистил зубы и откашлялся. А потом зажегся свет в спальне. Мы тихонько двинулись вдоль стены. Медленно поднялись к окну. Здесь помимо штор были еще и занавески. Но между шторой и подоконником зиял прогал, а занавески оказались прозрачные. И мы все отлично смогли рассмотреть. Мы наблюдали, как отец Трэвис снял сутану, похожую на облачение колдуна, и повесил на вешалку. У него были широкие сильные плечи и могучая грудь, а мускулистый живот рассекали надвое трещины шрамов. Он скинул трусы и остался стоять с нагими ягодицами. Потом повернулся к окну. Ветвистые шрамы сходились в тугой клубок вокруг его пениса и мошонки.

«Все его причиндалы на месте, но их туда явно пришили», – уверенно заявил Энгус, когда потом восторженно описывал Заку увиденное. Это были сплошь зарубцевавшиеся шрамы, бугристые и блестящие, серо-пурпурного оттенка.

Мы в испуге расползлись кто куда. Свет погас. Мы рванули к своим велосипедам, но отец Трэвис непостижимым образом уже выбежал из двери и одним прыжком преградил путь Энгусу. Мы с Каппи дали деру.

– Вернитесь, вы оба! – ровным голосом громко произнес отец Трэвис. – Или я оторву ему башку.

Энгус завопил.

Мы сбавили ход и обернулись. Священник держал Энгуса за горло.

– Он не шутит!

– Читай «Богородицу»!

– Богородица Дева… – просипел Энгус.

– Про себя! – сказал отец Трэвис.

Губы Энгуса зашевелились. Мы с Каппи повернулись и поплелись назад.

Подул ночной ветер, и сосны вокруг нас величаво задышали. Тусклый свет фонарей, освещавших церковную парковку, не добивал сюда, под темные деревья. Отец Трэвис, одной рукой удерживая Энгуса перед собой, повел его к дому. Мы шли впереди. Священник приказал Каппи открыть дверь и войти в дом, и как только мы оказались внутри, он задвинул засов и подпер дверь стулом.

– Как вам известно, задней двери в доме нет! – сказал отец Трэвис. – Так что устраивайтесь поудобнее.

Он швырнул Энгуса на кушетку, а мы бросились туда же и уселись с обеих сторон от Энгуса, сложив руки на коленях. Отец Трэвис накинул на себя клетчатую рубашку и взял свой шезлонг. Развернул к нам, сел. На нем были трусы. Рубашку он не застегнул. У него была мощная, точно высеченная из гранита грудь. Я заметил в углу на полу несколько гантелей и пару гирь.

– Давно не виделись, – бросил он нам с Энгусом.

Мы оцепенели от ужаса.

– Ну что, насмотрелись? Тупые уроды. И что думаете?

Он лягнул меня чуть ниже коленки, и, хотя он был босой, моя нога онемела от удара, и я завалился назад.