Круги на песке - [2]

На моей памяти из города на той стороне залива всего три раза приходило судно за соусом. Торговля велась долго, в обмен привозили рулоны плотной ткани, сети, какой-то нехитрый инвентарь и рыболовные крючки на вес.

Порой мне казалось, что я уже вроде привык к едким испарениям за все эти бесконечно тянущиеся месяцы ожидания перемены судьбы. Но, наверное, все же нос не до конца потерял чувствительность: стоит в жаркие дни, когда в чанах свирепо булькает жижа, ветру подуть с континента, как все съеденное и выпитое напоминает о себе и настойчиво просится на волю.

С едой у нас были проблемы с тех пор, как Крес Острич, в меру состоятельный владелец экспертной конторы на Айконе, превратился в беженца. Крес Острич - это я. Моя жена, Леонора, часто повторяет слова отца - горький хлеб на чужбине лучше поминального пирога в родном доме. Тесть был умным человеком, но разве от этого мне легче смотреть в глаза трехлетней дочки, у которой завтрак - копченая рыбешка, обед - похлебка из рыбы, а ужин - все та же проклятая рыба? Иногда наш скудный стол украшали кисловатые желтые ягоды, растущие в изобилии на скалах. Чтобы добраться до них, надо долго карабкаться по камням, рискуя ногами и головой. Пару раз мне удалось подобрать несколько перезревших плодов дынного дерева. Деревья на этой скудной земле все наперечет, у каждого свой владелец, и поймай меня кто за этим занятием, срок гостеприимства кончился бы в тот же миг. А каков вкус свежеиспеченного хлеба я уже забыл. Время от времени нам приходилось жевать галеты, которые, наверное, помнили героические времена первых освоенцев. Галеты надо было долго размачивать, потом слить мелких дохлых жучков, всплывших вместе с крошками, и если у вас еще остались зубы, то попробуйте эти желтые плитки слегка надкусить:- Местная детвора, разворовав и выклянчив чуть ли не половину наших запасов, грызет их вместо сладостей. Может, потому у взрослых здесь такие плохие зубы, что в детстве о галеты их стачивали?

Хорошо еще, что во время нашего панического исхода я успел прихватить большую упаковку с витаминными концентратами. Маленьких разноцветных шариков должно хватить еще на три или четыре месяца, можно растянуть и на все шесть, если только ими не решит полакомиться юркий зверек с длинным хвостом, похожий на безволосую белку. Мясо у него съедобное, если сперва тушку немного подвялить, но юркую тварь поймать очень трудно. Зубастые бестии легко прогрызали своими большими резцами дыру в рюкзаке, с пластиковыми обертками расправлялись также быстро. Впрочем, зверьки оказались сообразительными, и как только мы стали разнообразить свой скудный рацион, их налеты стали редкими. Радости мало, если мы тут задержимся, все наши вещи, да и мы сами станем легкой добычей хищников покрупнее, хотя и с очень плохими зубами.

На той стороне залива расположен город Ул. При нем имеется что-то вроде резервного космопорта, но как туда добраться - я не знаю. Километров триста по морю. Не всякое рыболовное судно одолеет, да и никто из жителей нас близко не подпустит к своей лодке. А все же любой ценой надо бежать из дыры, в которую нас засунуло местное бюро по трудоустройству вынужденных мигрантов. Долгие десятилетия эта контора со вкусом проедала пусть небольшие, но для этих мест приличные средства. Должности, я подозреваю, передавались по наследству, судя по портретам чиновников на стенах, и когда им пришлось непосредственно заняться своим делом - досада была велика. Один из беженцев, Итус, не выдержал бесконечных анкет, опросов и собеседований, похожих на допросы, во время распределения сорвался и обозвал чиновников бюро сумасшедшими работорговцами, и будь его воля, он бы разогнал всю эту банду криворуких вымогателей и сам сделал всю работу за час. Это было неправильно. Чиновники даже виду не подали, что рассердились, но вся наша группа из девяти человек оказалась в Райской Рыбалке, да еще по такому контракту, что лучше бы уж на обязательные работы - так хоть с голоду не помрем, когда срок контракта истечет, то есть месяца через два. Никто не сомневается, что в тот же день нам не найдется дела даже на разделочных столах, склизких, заляпанных рыбьей кровью. Ни к мытью рыбацких сетей, ни даже к розливу ядовитого соуса нас не подпустят, потому что с этого дня мы теряем статус беженца и не пользуемся гостеприимством, будь оно проклято. С голоду, конечно, умереть тоже не дадут, напротив, любой, даже самый нищий обитатель деревеньки с большим удовольствием накормит нас. Но вот какая беда: по здешним законам или обычаям, имеющим силу законов, - если ты ел чужой хлеб, то кормилец становится твоим работодателем до той поры, пока не решит, что отработано все съеденное и выпитое. То есть практически навсегда. И попробуй ослушаться или сбежать, накажут так, что если выживешь, на всю жизнь научишься кротости и смирению. Хотя сервов хозяева не сильно мордовали, наверное, берегли рабочую силу, которую при случае могли выгодно продать или обменять. Родню наказывали не в пример суровее.

Глаз на наше имущество и женщин местные положили с первого дня проклятого гостеприимства, в которое мы вляпались по самые ноздри. Мне кажется, вся деревня считала дни, когда оно закончится. В городах, по слухам, при некоторой ловкости можно перетереться, но до, ближайшего из них берегом никак не добраться, в первой же деревне повяжут. Сразу за скалами - пустыня, она тянется на сотни километров в глубь континента. Идти к оазисам, говорили рыбаки, верная гибель. Караванные тропы запутаны, многие ведут в никуда, везде песок и камни, камни и песок.